В детстве моей мечтой было: прокатиться на карусельном самолете. Парк с аттракционами находился неподалеку от дома. В выходные дни я часто бывал там. И катался на карусели — обычной, с фигурками коней и верблюдов из папье-маше, посещал комнату смеха, даже плавал на лодке по пруду — но к центрифуге, вращавшей серебристые самолетики на цепях, меня не подпускали.
Кто мне мешал осуществить мечту? Родители. Папа и мама.
И когда сделался старше и снова просил позволения пойти в парк и прокатиться на самолетике, мне опять отвечали:
— Ты же не выучил уроки… Не прочел еще и десятой доли всех книг, что стоят у нас на полках. Погоди, вот наступят каникулы…
Но и в каникулы мне не удавалось исполнить мечту: надо было готовиться к следующей четверти, посетить театр и парикмахерскую и обязательно присутствовать дома, если к родителям пришли гости.
Да еще — по настоянию родителей — я учил иностранные языки.
— Образованный человек должен уметь объясниться хотя бы на одном европейском языке, — внушал мне отец.
Запомните, читатели моей книги, запомните и никогда не забывайте:
Выходит, всеми своими бедами, всеми горестями и напастями я обязан родителям. Их дурацкому воспитанию. Их опеке. Их глупости и недалекости.
Папа мне говорил: мужчина до сорока лет должен занять прочное положение, завоевать авторитет, получить хорошую должность. А это не дается само собой, для этого надо много и напряженно работать. Если будешь лениться, все хорошие места займут те, которые потрудились на славу, — внушал он мне.
Моя мама твердила:
— Сильный должен уступать слабому. Он ведь и сам знает о своем превосходстве в силе. А пользоваться своим преимуществами нехорошо. Неблагородно.
И оба они не уставали повторять:
— Не забывай, сынок, произносить волшебные слова «спасибо» и «пожалуйста». Ничто не стоит человеку так дешево и не ценится так дорого, как вежливость.
Глупые, ограниченные люди, вот кто они были. И меня вырастили болван-болваном.
В детстве мне казалось, что взрослые знают все. И про Ледовое побоище, и про Уинстона Черчилля, и про указы Петра Первого… Я слушал рассуждения и разглагольствования старших, открыв рот. Еще бы! Я узнавал столько нового!
Когда подрос, мои представления о всезнании взрослых были поколеблены. Однако я спросил:
— Папа, как сопоставить реформы Петра Первого, ведущие к прогрессу, с последующими и предыдущими преступлениями его воспреемников и предшественников на престоле? Как сопоставить заботу церкви о человеке с кострами инквизиции?
Папа был озадачен и не мог ответить.
— Мама, — спросил я, — какого черта люди, если они такие умные, разговаривают на разных, трудно поддающихся состыковке языках? Столько сил и энергии уходит на переводы и уточнение подробностей…
Мама глубоко задумалась.
— В каком году была Куликовская битва? — спросил я Маркофьева.
Он дружески расхохотался и заявил:
— Кто его знает… Лично для меня сражение на бильярде гораздо важнее всех этих сражений при Ватерлоо и Бородине… Потому что вопрос поставлен крайне остро: выиграю я три рубля, которые на кону, или просыплюсь…
Он что, жил менее интенсивной и интересной жизнью, чем я? Ну, а допустим, знал бы он про Куликовскую битву? Что это изменило бы в его судьбе?