Учебный отпуск. Часть 1. Гром над Балтикой.

— Смотри, Ипполит Матвеич, что получается. Получается, что отбили мы немцам желание крутиться тут, в нашем районе ответственности. Этак мы только бензин зря жжём и пайки переводим. Какой вылет уже без боестолкновений. Вот, забирай всю эту макулатуру. Иди к себе и гадай – где нам немца ущучить. Считай, что это своего рода шифр, код, в котором спрятан алгоритм полетов немцев над фронтом. Вот тебе данные по самолето-пролетам за последнюю декаду, вот данные по объектам бомбовых ударов немцев, вот данные о наших сбитых… Думай, лейтенант, вырабатывай предложения! Все понятно? А раз так – иди, работай!

Фу-у-х! Свалил дело на юношеские плечи – и рад! Да и то сказать – не замордовался лейтенант на службе. Одна шифрограмма вечером с суточной сводкой в ГУ ВВС – и все. Гуляй, Ипполит, не хочу!

Я позвонил на стоянку: "Готовьте мой ероплан… да и ведомого тоже…"

Слетаем, разомнемся.

* * *

Мы с Базилем слетали к звену Кузи, который тащил службу над Ладогой, потом прошвырнулись до Кира над Шлиссельбургом. Все тихо, все спокойно. С этим надо что-то делать.

— Кир, как с топливом?

— Мало, дежурство заканчиваю.

— Ладно. Иди домой… Мы еще пробежимся тут немножко. "Десятка", за мной!

Мой бортовой номер был "единичка", а Базиль замыкал номера эскадрильи.

Пробежались, но никого не нашли. В воздухе ничего не случилось. А вот на земле…

Когда мы заруливали на стоянку, я обратил внимание на излишне многочисленную группу встречающих. И летчики, свободные от полетов, и технари, радостно скалясь, бежали к нашим самолетам. Что за цирк?

Не успел я спрыгнуть с крыла на землю, как меня поймали еще в воздухе, чуть не грохнули на чахлую траву, и начали качать.

— Качай его, ребята! — вокруг раздавался радостный гомон.

— Вы что, черти? Уроните! Отпустите сейчас же!

— Качай его, братва! Качай!

— Отставить! — не на шутку разъярился я. — Поставить!

Меня бережно водрузили на снарядные ящики, как на пьедестал. Через толпу ко мне пробился замполит с газетой в руках.

— Командир, поздравляем! Со второй Золотой Звездой тебя, Виктор! Ура дважды Герою Советского Союза майору Туровцеву! У-р-ра!

— Ура-а-а! — радостно заревела толпа. Привлеченные криком и суматохой, к нам со всех сторон бежали летчики и техники полка. Крику и шуму стало больше.

Не скрою – сердце радостно защемило… Приятно, черт возьми! Дважды Герой! Теперь ведь бюст положен… Эх-х, на Мать бы его притащить, да в храм Крылатого Тура… Хельга бы посмотрела, ребята.

Хлопая меня по плечам, народ снял меня с ящиков и потащил в столовку.

— Эй-эй-эй! Рано еще! День в полном разгаре! Только компот! Компот – и все! Все остальное – вечером, ясно?

* * *

Вечером командир приютившего нас полка расщедрился и обещал выкатить аж по двести грамм на нос, чтобы отметить это событие. Как он намеревался списывать лишнюю водку, я не знал, да и не мое это дело.

Ко мне подошел Кирилл Извольский.

— Виктор… тут такое дело…

— Ладно, Кир, не виляй! Можно им сегодня, можно. Я же сказал, что они будут лишены "боевых" ста грамм, а тут – "праздничные" получаются.

— Правильно, Виктор! А то мужики уж извелись все!

Я только хмыкнул, и ничего больше не сказал. Не успел. К зданию штаба полка подкатила большая легковая машина в сопровождении броневика охраны. Из машины полезли генералы с большими звездами и кучей орденов.

Шариком выкатившийся из штаба комполка заорал: "Сми-и-рно! Товарищ генерал-лейтенант авиации! Полк проводит плановые…."

— Вольно, вольно, майор! Мы не с проверкой приехали, а на праздник! — засмеялся генерал-лейтенант. Это был командующий 13-й ВА Степан Дмитриевич Рыбальченко. С ним приехал и Член Военного Совета ВА полковник Сулимов.

— Ну, и где тут у вас именинник? — Рыбальченко оглянулся.

— Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант авиации! — Я сделал шаг вперед, одновременно бросая руку к фуражке. — Здесь именинник, куда же ему деваться… Прошу отужинать вместе с летчиками, чем хозяин потчевать будет!

— Поздравляю вас, майор! Не так уж и много у нас на фронте дважды Героев! Поздравляю! Ну, ведите!

Ко мне подошел полковник Сулимов.

— Примите и мои поздравления, Виктор Михайлович! — он крепко потряс мне руку. — Кстати! Звонили из Главпура[12] – просили передать вам просьбу, чтобы вы съездили в Ленинград, провели несколько выступлений в трудовых коллективах, в боевых частях. Это будет просто здорово! Мы уже, честно говоря, расписали ваши выступления на Ленрадио, на Кировском заводе, у моряков и пехотинцев.

— Да! Чуть не забыл! — он хлопнул себя по лбу. — Будете в Ленинграде – обязательно зайдите к скульптору, профессору Ладожинскому. Ему поручено изваять вас, так сказать, в бронзе!

Он весело рассмеялся, а у меня отпала челюсть… Оп-па! А вот и бюстик нарисовался… Номер восемь, не иначе…

— Ну, что мы стоим? Пошли в зал?

Пошли… Эх, как неохота быть предметом чествования, кто бы знал! Но некуда мне, бедному, деваться. Придется перетерпеть все это. Завтра новый день, новые заботы, новые бои. А сегодня…

И я, как Шурик из "Кавказской пленницы", обреченно дунул в стакан…

* * *