Учебный плац

— Но ведь здесь надпись, — говорю я, — дарственная надпись.

— Знаю, Бруно, стало быть, у тебя будет еще больше о чем вспомнить. Это наверняка самые красивые желуди, какие есть на свете.

Голос Макса, совсем близко за нами, он, конечно, уже некоторое время за нами наблюдал, прятался за живой изгородью туи и подслушивал.

— Так вот вы где, — громко говорит он, может, он даже шел за мной следом, в то время как я следовал за шефом, вид у него суровый, и он еще раз повторяет: — Так вот вы где.

Он не намерен садиться, и по тому, как он стоит, видно, что он собирается лишь что-то передать, его быстрый оценивающий взгляд хочет во все проникнуть, этот подозрительный взгляд, который не приглушает даже улыбка. Желуди все сильнее нагреваются у меня в руке, серебряные желуди, они обжигают, я хотел бы возвратить их шефу. Но как это сделать, когда он даже не встал? Он сидит, отвернувшись, и смотрит поверх путей в сторону холленхузенской станции, Макс как бы для него не существует, шеф даже не обернулся к нему. Поезд сейчас отойдет.

— Господин Мурвиц приехал, — говорит Макс.

Шеф, видно, его не понял; не шелохнувшись, он уставился на поезд, туда, где люди бегут и тащат вещи, а человек с жезлом уже захлопнул несколько дверок.

— Господин Мурвиц ждет тебя, — говорит Макс.

Он наклоняется, хочет поднять ружье, шеф тотчас это замечает и кладет руку на ствол, от него ничего не ускользает, он видит даже то, что делается у него за спиной. Поезд тронулся, проезжает мимо опущенного шлагбаума, перед которым стоят несколько велосипедистов и автофургон отчима Хайнера Валенди, из некоторых окон люди машут в сторону станции, часто, когда я сидел здесь, они мне тоже махали, хотя не знали меня. Не хотел бы я сидеть в последнем вагоне, он так раскачивается, словно норовит сойти с рельсов.

— Доктор Мурвиц хочет с тобой еще раз побеседовать, — говорит Макс, он говорит это, обращаясь к спине шефа, не просяще или смущенно, а холодно и настойчиво.

Шеф спокойно оборачивается, поднимает голову и бросает на Макса удивленный взгляд, губы его кривятся, он передергивает плечами и, опираясь о землю, поднимается на ноги, не обращая внимания на протянутую ему руку помощи.

— Помни о ягоде омелы, Бруно, помет дрозда — его же беда.

Больше он ничего не говорит и направляется с ружьем через плечо к живой изгороди туи, не заботясь о том, на каком расстоянии от него следует за ним Макс, который мне только бросает:

— Пока.

Желуди надо спрятать, мне нельзя носить их при себе, с серебряными желудями я б только всем бросался в глаза; там, в песчаном карьере, я уже прятал под свешивающимися корнями сосен и гильзы от патронов, и осколки гранат. Но сперва пусть они отойдут подальше, шеф с Максом, теперь мне надо быть вдвойне осторожным, кто знает, не следит ли за всеми моими действиями кто-нибудь из крепости, а может, и кто другой за мной наблюдает по их поручению и лежит сейчас за живой изгородью или за соснами.

Сколько различных оттенков у песка, здесь — коричневый как ржавчина, а там — отбеленный солнцем; там, куда проникают лучи солнца, песок легче и тоньше, бывало, я здесь раньше, забавы ради, засыпал муравьев и жуков холмиками песка, они всякий раз благополучно выкарабкивались. Нет лопаты, придется разгребать песок руками, как я это часто уже делал, я положу желуди в одну из жестянок с осколками и гильзами, они должны быть здесь, под нависшими корнями, я хорошо приметил место. Они не могут лежать глубже. Когда же они наконец покажутся, обе жестянки, не отправились же они в самом деле путешествовать, такие тяжелые, а с этой стороны мы никогда за все годы не брали песок. Кто-то их вырыл и забрал, но кто мог это сделать, не растаяли же они, в самом деле, значит, кто-то постоянно наблюдает за мной, даже в темноте, видимо, идет за мной следом, едва я выхожу из дому, и провожает меня всюду, чтобы все обо мне разузнать и собрать доказательства.

Они хотят собрать против меня доказательства, вот оно что. Спокойно, Бруно, яму нужно снова засыпать, не поспешно, а так, будто я попросту забавы ради копал, если взять веточку и провести ею по песку да немного похлопать, то вряд ли заметишь, где я копал. Желуди придется спрятать у себя дома, лучше всего в часах, в мраморном корпусе достаточно места для серебряных желудей, а в землю мне нельзя ничего больше закапывать.

Прочь отсюда, мне нельзя здесь задерживаться. Но надо идти не спеша, никто не может мне запретить идти посреди дороги, остановиться и выпить водицы, так, как это делал шеф, этого тоже никто не может мне запретить; лучшей воды, чем наша, нигде не сыскать. Даже Иоахим не может мне ничего указывать, поскольку рабочий день уже кончился и я вправе здесь прохаживаться и делать, что мне угодно; но почти исключено, чтобы я столкнулся именно с Иоахимом — без него, конечно, не могут обойтись в крепости, где все они сейчас встретились с шефом. Я суну в карман серпетку и теперь буду всегда носить ее с собой.