Учебный плац

После праздничного кофе мы вышли во двор, мне разрешили смотреть, как они стреляли из пневматического пистолета Рольфа по мишени, стрелами, украшенными красными и зелеными перьями, все были недовольны своими выстрелами, только шеф был доволен, он попал шесть раз, после чего оставил нас одних. Второе место заняла Эльма, она держала пистолет обеими руками, стояла, широко расставив ноги, и целилась так долго, что другие уже проявляли нетерпение, а когда она наконец стреляла, так подпрыгивала разок-другой на месте. Иоахим, тот каждый раз попадал только в стальную дверь, а стрела Ины затерялась где-то на крыше.

Когда Рольф пожелал стрелять в живую цель и стал маленькими пульками палить по цветам на газоне, по астрам и розам, Эльма попыталась отнять у него пистолет, она вырывала его, она висла на Рольфе и барабанила по его спине, но он всякий раз стряхивал ее с себя; вдруг все мы застыли и стали смотреть вверх — крышу нашего дома плавно облетал, паря в порывистом ветре, Ак-Ак, старый дикий селезень, которого я на протяжении многих месяцев приручал ломтиками репы. Он, видимо, искал меня, опустился, кружа, ниже, пролетел почти над нашими головами и устремился к топкому лугу за Коллеровым хутором, к полным грязного месива канавам, где я регулярно сыпал ему корм; там он опустился, но был слишком тяжел, так что едва не перекувырнулся. Когда-то Ак-Ак попал в капкан, который, наверно, еще старик Магнуссен поставил, клюв птицы чуть треснул, но не обломился, и, едва я освободил селезня, он сразу же начал чиститься. Ни разу я не пытался схватить его, погладить, а когда приходил с кормом, то разговаривал с ним, а он расхаживал туда-сюда, отлетал немного и возвращался, однажды он забыл свой страх и пересек линию, которая нужна была ему для безопасности; под конец он стал таким доверчивым, что стоило мне присесть на корточки и сидеть не шевелясь, как он начинал, важно переваливаясь, кружить вокруг меня.

Селезень, вытянув шею, ждал меня у зарослей ивняка, я побежал в хлев, ухватил пригоршню ломтиков репы и помчал к нему, а он уже переваливался навстречу, приветствовал меня своим требовательным «ак-ак». Ина и гости пошли со мной. Я встал на колени и сделал им знак не подходить ближе, они послушались, все, кроме Рольфа; он что-то крикнул мне раз-другой, резко, повелительно, но я его не понял, его слова уносило ветром. А тут Ак-Ак подошел ко мне вплотную, вытянул шею и стал хватать ломтики. Выстрела Рольфа я даже не слышал, я только почувствовал легкий удар в грудь, по тому самому личному знаку, и, прежде чем я шевельнул рукой или обернулся, я увидел, как селезень подскочил и стал тереться головой о землю, беспорядочно вспархивать вокруг меня, не взлетая. Рикошетом отлетевшая пулька попала ему в глаз, в глаз, и, пока он вспархивал и подпрыгивал, сбежались все, а Иоахим бросился на него и поймал.

Как ни просил я его, он не захотел отдать мне раненого селезня, он крепко прижал его к себе, потому что тот непрестанно взмахивал крыльями и вертелся, а потом Рольф и Иоахим посовещались и пошли к ивняку, где несколько раз выстрелили в голову Ак-Аку и убили его. Тут я пошел в дом, в свою клетушку, заложил воротом дверь и лег на свой соломенный мешок.

Кому другому, а не Доротее, я наверняка не открыл бы, она стояла за дверью одна и просила, стучала и просила, а когда я впустил ее, сразу же взяла мою руку, и мы сели. Полный покой. Умиротворение. Она была тут, и я ждал, что она скажет; сказала она коротко, только одно: «Ак-Ак был ранен, его надо было избавить от мучений». И еще она сказала: «Сострадание, Бруно, порой сочетается с твердостью, твердостью и мужеством». И этим все было сказано. Тут она взяла меня под руку и напомнила, что сегодня день рождения Ины, они хотят что-то запустить, но не без меня, они все ждут только меня, особенно Ина, она уже несколько раз пыталась меня позвать. Они сидели в большой комнате и, когда я вошел, повскакали с мест, чтобы показать мне, какие у них два длиннохвостых бумажных змея — шеф соорудил их втихомолку для этого дня, — два пестро раскрашенных змея, с огромными смеющимися пастями, клоунскими щеками и косыми глазами. Два самых больших змея, которых я когда-либо видел, а мотки шнура были такими большими, что их надо было держать обеими руками. Кто с кем, кто против кого? Ина хотела, и это было ясно, идти только с Рольфом, с ним, он сидел всюду только с ней, а она только на него и обращала внимание, но потом они бросили жребий, Рольфу пришлось идти с Эльмой, другая команда были мы с Иной.

Всего несколько шагов разгона по лугу за Коллеровым хутором — и ветер прижал пергамент к легкому деревянному кресту, змеи взвились, дергались поначалу, но мало-помалу унимались в вышине, выравнивая свой полет благодаря развевающимся бумажным хвостам.