Учебный плац

Ина хотела доказать нам, что сорняки красивы, и она расхваливала их копьевидные, дольчатые, перистые листья, она расхваливала также зубчатые и всевозможные их метелки и зонтики, а Гунтрам Глазер с улыбкой все это слушал и под конец сказал:

— Не очень-то приятно слышать похвалу своим злейшим врагам.

А Ина заранее предсказывала, что мы изменим свое мнение, лишь только увидим ее акварели, потому что все сорняки у нее обретут лицо, и каждое лицо сорняка будет говорить само за себя. А Гунтрам Глазер на это сказал, что, к сожалению, и в обществе растений имеются вредители, которые наносят ущерб росту других и ожидаемому урожаю и качеству, поэтому ничего другого не остается, как держать в узде тех, кто угрожает другим. Они немного поспорили, но им доставляло удовольствие спорить, и я бы с радостью еще долго их слушал.

А потом Гунтрам Глазер сказал, что больше всего не терпит полевой лисохвост, и Ина тотчас стала смотреть, нет ли его в корзине, но его там не оказалось, полевого лисохвоста в коллекции не было, а его ей так недоставало, что она предложила идти его искать. Гунтрам Глазер, однако, сказал, что не так-то легко найти эту подлую сорную траву, ее, к счастью, удалось изрядно потеснить, и тут Ина вопросительно посмотрела на меня, Ина, которой вдруг больше всего захотелось раздобыть именно полевой лисохвост, и я сразу же понял, о чем она думает, и сам предложил:

— Тогда я пошел, я знаю, где можно его найти.

А Ина поблагодарила меня и обещала не остаться в долгу, она сказала:

— Уж я что-нибудь хорошее для тебя придумаю, Бруно, — и подмигнула мне.

Ах, Ина, сперва я направился к заболоченному участку, где ласточки исчерчивали лужи и выписывали в небе свои узоры, а когда я обернулся посмотреть на вас, Гунтрам Глазер как раз помогал тебе спуститься с каменной ограды и уже подхватил твою корзину, готовый ее нести.

Иногда Ина забывала об обещанном мне, так, определитель видов деревьев я и сегодня еще жду, а также старую настольную игру «Тише едешь, дальше будешь», которую должен был получить за то, что бегал с поручениями к Нильсу Лаурицену; но что она мне пообещала за полевой лисохвост, Ина не забыла. Когда я чистил обувь — я как раз закончил чистку всей нашей обуви, — Ина поставила передо мной еще свои мягкие кожаные сапожки и спросила, был ли я когда-нибудь в кино, на что я ответил «нет». Затем она спросила меня, не хочу ли я пойти с ней в «Немецкий дом», где после долгого перерыва должны опять демонстрировать фильм, и я сказал «да» и тем самым был уже приглашен.

— Хорошо, Бруно, тогда будем сидеть рядом.

Мы и сидели рядом, я — с правой стороны от Ины, а с левой от нее сидел Гунтрам Глазер; в большом зале уже не стояло столов, одни лишь ряды стульев, и впереди, где обычно находилась кафедра, висело туго натянутое полотно. У Гунтрама Глазера был с собой пакетик жареного миндаля, и он нас угощал, он сказал, что уже видел эту картину и что ее стоит еще раз посмотреть, но кроме названия он ни во что не хотел нас посвящать. Картина называлась «У реки». Гунтрам Глазер не мог себе представить, что я еще никогда не был в кино, он лишь покачал головой и сказал:

— Стало быть, самое время, Бруно.

Река и непрерывный дождь на реке, и напирающая вода у свай кривых деревянных мостков, и привязанная к ним неуклюжая просмоленная лодка, ходившая из стороны в сторону, выцветший брезент, который вдруг ожил: из-под него выбрался мужчина, он, видно, спал под брезентом, его круглое небритое лицо поднялось над бортом, он подозрительно оглядел берег и тут же пригнулся, увидев между деревянными домишками жандарма, который не спеша вел велосипед в сторону березовой рощицы.

Вода поднималась, она теребила нависшие над рекой травы и ветки, перехлестывала через мостки, посреди реки в сторону устья, крутясь, плыли доски, бутылки, вырванные с корнем деревья. В домах у окон стояли люди и наблюдали, как прибывает вода, этим заняты были больше ребятишки и подростки, тогда как старшие собирали, упаковывали и тащили домашний скарб наверх, на чердак; они несли постели, и посуду, и настенные часы, а когда переводили дух, прислушивались к далекому грохоту и угрожающему гулу и обменивались взглядом, что-то подтверждая.