Учебный плац

Долгие месяцы вынашивал Трясун свой план, и когда решил, что достаточно всего выявилось и накопилось, он посвятил в этот план Пекаря и Гунтрама Глазера; ему бы хотелось, чтобы они действовали втроем, но Пекарь отказался, он не хотел участвовать, хотя и ему надо было бы свести счеты с фельдфебелем. Так они остались вдвоем. Они, как всегда, вышли на ученья и на глазах фельдфебеля отрабатывали атаку на макетах домов. У него на глазах они подкрались к увязшему в земле учебному танку и подбили его по приказанию фельдфебеля. И замаскировались под куст, и отрыли себе узенькие одиночные окопы, чтобы защищаться, не служа мишенью. Они обо всем договорились, были во всем согласны друг с другом, и терпеливо ждали удобного случая. Только проучить — так они договорились; и вот после долгого, долгого ожидания однажды было достаточно темно и достаточно тихо, и они подкараулили фельдфебеля у подножия командного холма, они набросились на него, перевернули лицом вниз и как следует отдубасили, не произнеся ни единого слова, чтоб он их не узнал; однако он сумел высвободиться из их рук и подняться, и не только: он стал защищаться, сперва угодил в Гунтрама Глазера, а потом и в Трясуна, это послужило им предупреждением, но спасаться бегством было поздно, он уже узнал их обоих.

И вдруг он рухнул, застонал и рухнул. Трясун, наклонившись к нему, замахнулся. А фельдфебель лежал не шевелясь, даже рук не поднимал, чтобы защищаться.

— Кончай, довольно, нам надо смываться.

Гунтрам Глазер опустился на колени и, ощупав фельдфебеля, почувствовал какую-то влагу на руках, а потом услышал звук — штык вкладывается в ножны, — спросил:

— Ты понимаешь, что наделал?

Они присели на корточки, потом постояли какое-то время в темноте у недвижного тела.

— Ты понимаешь, что наделал?

Они прислушались, разведали окружающую местность, потом подняли тело и отнесли на несколько метров в сторону, там, вырезав куски дерна, выкопали глубокую яму, выгребли из карманов фельдфебеля все, что у него было, включая личный знак, вдвоем опустили его в яму и забросали землей, сверху уложили дерн и притоптали его.

Шеф рассказал мне это, он знал также, что сразу же начались поиски фельдфебеля и расследование, не только на учебном плацу, но и в Холленхузене и в окрестностях, всех там расспрашивали, подряд у каждого допытывались, допрашивали служащих станции, даже обшарили Большой пруд и прочесали Датский лесок, но поиски ни к чему не привели, ничего не было обнаружено. А когда они получили приказ на марш и отправились на фронт, поиски окончательно прекратились, другие солдаты поселились в бараках и тренировались на покрытой рубцами земле, которая не выдавала никаких тайн.

Гунтрам Глазер и Трясун недолго теперь оставались вместе, во время великого отступления они потеряли друг друга, каждый считал другого пропавшим без вести, и все, что знали, они унесли с собой в разных направлениях, и дальше жили с тем, что знали, каждый сам по себе.

Как печально глянул на меня шеф! Как он поднялся и стал ходить взад-вперед, как подымал руки и как они снова падали.

— Видишь, Бруно, — сказал он, — человек может быть очень мужественным, но какая ему от того польза, если у него не хватает мужества вовремя заговорить.

Сказав это, он зашаркал к окну и, глядя куда-то вдаль, стал рассказывать, но так тихо, что я с трудом его понимал, как Трясун появился здесь однажды, пришел с группой слушателей народного университета, которую вел по участкам Гунтрам Глазер, а Трясун к ней просто присоединился — прошло много лет, и по крайней мере один из них не ждал, что они могут встретиться. Трясун укрылся в группе, шел вместе с ней и слушал объяснения Гунтрама, они сделали «большую петлю», как мы называли такой обход, а под конец зашли на холодильный склад, где им объяснили принцип охлаждения водяной рубашкой, при котором нет движения воздуха и растения не нуждаются в дополнительном увлажнении.

Чтобы доказать слушателям, что растения в холодильнике не засыхают, Гунтрам Глазер вытащил розовый куст из деревянной подставки, и тут внезапно, в открывшейся бреши, увидел перед собой лицо Трясуна, узнал его и забыл, что хотел сказать.

Они встречались и в зале ожидания, и у Холле, и в Датском леске, места встречи всегда назначал Трясун, и всякий раз, когда они бывали вместе, он говорил, что не видит выхода из создавшегося положения и хочет явиться с повинной, бесповоротно. Решающим в его желании явиться с повинной был характер его припадков.

В первые годы после постигшего его несчастья — во время отступления они взорвали железнодорожный путь и его контузило — припадки случались редко, но со временем они стали повторяться все чаще и в конце концов стали случаться как по заказу: стоило ему на чем-то сосредоточиться, как тут же его бросало в дрожь, он грохался на колени и, хоть вовсе не хотел думать о том, что повлечет за собой приступ, только о том и думал.