Учебный плац

— Пожалуйста, уберите это, — слышу я голос Иоахима, — все осколки, но осторожно, не порежьтесь.

Он не один, это ясно, сейчас нельзя говорить с шефом, нельзя спросить его о том, что касается только нас двоих, сейчас нет; лучше всего поскорее исчезнуть, дождаться другого случая, надеюсь, я сумею отсюда выйти незамеченным. Как прохладен морской трос, служащий здесь перилами, он уже потемнел от многих потных рук, на нем, подымаясь, удобно подтягиваться, но, когда спускаешься, он покачивается и коварно поддается. Двери, иногда мне кажется, обилие дверей служит лишь для подслушивания, каждый может подкрасться, навострить уши и узнать то, чего не знает никто другой; будь у меня собственный дом, настоящий дом, в нем имелась бы лишь одна-единственная дверь, чтобы входить и выходить, и еще, может, потаенная дверка для меня одного.

— Бруно? Это ты, Бруно?

Иоахим узнал меня со спины, я могу спокойно стать и обернуться, в его голосе не слышно упрека, нет даже удивления, он горько улыбается и протягивает мне руку.

— Я полагаю, ты хочешь видеть шефа, — говорит он, и я киваю и говорю:

— Я всего на минутку, хотел с ним поговорить.

— Тебе придется прийти в другой раз, — говорит Иоахим, — мне очень жаль, но у него сейчас врач.

— Болен? Шеф болен?

— Ничего серьезного, — говорит Иоахим, — всего лишь нарушение равновесия, общая слабость и нарушение равновесия. — Он хлопает меня по плечу и добавляет: — Это, надо думать, скоро пройдет. Ты же знаешь, его никакая хворь не берет, день-два покоя, и он будет опять здоров.

Как уверенно он меня уводит, даже не спрашивает, сам я захотел видеть шефа или шеф велел мне прийти, он берет меня под руку и тянет за собой, легонько припирая меня к стене, когда мимо проходит Магда с совком, полным осколков, и подносом, на котором стоят треснутый графин и два разбитых стакана. Магда и я — мы не глядим друг на друга, просто не обращаем друг на друга внимания — так, как всегда хотела она; у меня возникла какая-то тяжесть в животе и сразу же пересохло во рту, но ей это, видно, безразлично, она протягивает Иоахиму поднос и спокойно спрашивает:

— Может, ценный графин удастся еще склеить?

— Нет, — отвечает он, — вероятно, нет смысла.

И она идет дальше, словно больше не о чем говорить.

Никогда еще Иоахим меня так далеко не провожал, лишь тут, в передней, он останавливается под портретом своего деда, который сверху виновато глядит на нас.

— Н-да, — произносит он и еще раз сожалеет, что я зря пришел, однако сразу же утешает себя нашим уговором у ограды: — Придешь как-нибудь вечерком, Бруно, в ближайшее время мы дадим тебе знать.

Что мне делать, не могу же я вернуть ему яблоко, которое он взял с блюда и сует мне в карман.

Если б только я мог незамеченным добраться до дому, запереться и задвинуть засов, и никому не открывать, никому, кто постучит меньше семи раз, но мне не проскочить мимо них, на этот раз не проскочить, маленькие лиходеи, видно, дожидаются меня, укрывшись там, среди моих рододендронов, и еще думают, что я их не обнаружил. И, конечно, они набрали кучу репьев, сейчас один из них даст команду, и они начнут вокруг меня приплясывать, тянуться ко мне и насаживать на меня всюду, где только возможно, репьи, но я сделаю вид, будто ничего не замечаю; я не вцеплюсь в их нежные шеи, а спокойно продолжу свой путь к дому, а их оскорбительные выкрики вообще слушать не стану. Ну, выходите же, застаньте меня врасплох, покажите, что вы на этот раз для меня придумали.

Не сейчас, в другой раз почитаю книгу Макса, скоро стемнеет, а сегодня я не хочу зажигать у себя свет, сегодня не хочу. Знать бы только, что мне предстоит, как все обернется, только бы знать! На Коллеровом хуторе все было проще, там я почти все знал наперед, потому что почти ничего не пропускал из того, что шеф внизу в большой комнате обсуждал и решал с Доротеей; я раньше других узнавал, когда мы будем участвовать в конкурсе на поставку древесных саженцев, знал наперед, что получу ко дню рождения и на рождество; и поскольку у шефа самый большой оборот был с плодовыми саженцами, я уже знал, какие участки мы теперь будем расширять и множить, знал не только о его намерении купить подержанный тягач и новый бороздник, но знал и его соображения на этот счет.

Что ожидаются важные гости из знаменитого Пиннебергского древесного питомника, что должны быть заведены поквартальные книги, что в скором времени мне увеличат сумму карманных денег — я все знал заранее и знал также, что Доротея хотела бы нанять управляющего, чтобы хоть немного разгрузить шефа.

— Мы тоже хотим, пусть изредка, тебя видеть, — вот что она сказала, и еще сказала: — Кто столько сделал, сколько сделал ты, вправе иногда и передохнуть.