Учение гордых букашек

Наверняка ему попало потом за этот возглас. И все-таки слишком спокойно было у башни, конечно пойманный воришка для них совсем не событие, но может Талли все-таки ускользнул. Гончей Писарь рыскал по городу до самого вечера. Надеялся, что Талли уже давно вернулся в дом кузнеца, но тогда от него не убудет. А если он сидит где-то, раненый, что тогда? Может стрелой попали и он теперь забился в угол. Когда места в которых мог засесть Талли закончились, Писарь повернул назад. Возвращался Писарь еще с большей спешкой чем выходил. Постучал в дверь. Два раза. Потом еще. Жена открыла.

— Талли вернулся?

— Не видела, — перепугалась его резкости женщина. — Стряслось чего?

— Нет, нет, — поспешил Писарь в подполье.

У кузнеца Талли не было. Писарь опустился на кресло. Золотая купель уже была попилена десятка на два аккуратных кусков. Фогур тряпкой начищал очередной зуб.

— Так что там стряслось? — повертел золото на свету Фогур. — Ты в ужасе, знаешь? Может мне бежать нужно, ты скажи.

— Нам ничто не угрожает.

— У тебя жила на шее дергается. Рассказывай, как у вас там получилось.

Писарь рассказал Фогуру как все прошло, только соврал про Талли. Пусть кузнец делает свое дело и не тревожится больше нужного. За целую ночь Писарь так и не заснул. Все сидел в кресле, а чувство будто бежит до сих пор. Когда сидеть стало невмоготу, он взял несколько зубов и поднялся наверх. Наверху рассвет, жена давно проснулась и хлопотала. Улица оказалась на удивление зябкой. Завернулся в плащ и пошел к лавке портного. Еще когда они с Талли жили в подвале, Писарь приметил простую одежду из крепкого льна, что продавал портной. Часто представлял он, как переодевается в свежий лен. Как приятно он холодит кожу. Тогда они тратили монеты только на еду, беднякам вообще не по карману покупать одежду. Зато моряки с охотой меняли серебро на крепкие рубахи. Теперь и Писарь взял пару. Еще одну, самую маленькую выбрал для Талли. Он улыбнулся, представив как парень в ней утонет, но если перетянуть поясом будет ничего, подумал Писарь. Еще Писарь заметил сапоги ему по размеру.

— Госпожа одна так и не забрала, — объяснил портной.

Расплатился Писарь золотым зубом, который приняли с охотой. Из внутреннего понятия о честной сделке, портной приложил еще рулон полотна, совершенно не нужного Писарю. Так, нагруженный тряпками он повернул назад. Половина дня ушло, чтобы разменять зубы на деньги. Все-таки не будешь золотом платить за каждую безделицу. Ростовщики зубы брали, но все равно смотрели с подозрением. Наверняка потому что Писарь не был пьян. Другую половину дня, он простоял возле серой башни. Писарь все больше боялся, Талли где-то там.

Прошло еще несколько ночей, что Писарь провел на кресле кузнеца. Зубов за то время скопилось на несколько порядочных жизней. Кузнец радовался каждому зубу, будто жемчужине, добытой с непомерной глубины. Хотя он и был достаточно богат, его будоражило такое количество легкого золота. Фогур иногда восклицал: «Стащили купель с балкона! Просто взяли и сдернули!» и повторял подобные фразы в разном порядке. К вечеру, когда работа прекращалась, он понемногу успокаивался, оседал в кресле и начинал разговоры. В последний день, перед уходом он тоже спросил:

— Скоро будешь бороздить свои болота. Может, и найдешь дорогу в новый мир. Ты хоть доволен?

— Да, да. По стопам отца, бросая все, уходить на поиски.

— Может, двинешься заранее. Без спешки оно вернее, ходить в Гнилье.

— Я посижу, подожду еще немного.

— Чего ждать? Зубы все себе забирай, я еще сделаю. И намного больше, — глянул он на куски золота. — Если бы ты не спешил, половина твоя была бы.

— Треть.

— Погоди, ты не пришил паренька?

— Думаю, схватили его.

— Схватили, — повторил Фогур. — Схватили, чтоб тебя? Парня схватили а мы сидим тут?

— Нам нужно было обработать золото.

Кузнец подскочил и схватил саблю со стены. Заткнул за пояс. Потом передумал и взял тонкий меч. Его оставил, но в придачу еще кинжалов набрал. Наконец Фогур ответил:

— Я бы нашел где! Ладно, пора. Собирайся. Уходим, пока сюда не пришла стража. Дорогу по катакомбам помнишь?

— Нет, да и на выходе теперь стража.

— Тогда придется с женой прощаться. Ладно.

Фогур собрал золотые зубы в два мешочка, один вручил Писарю. Он спешно оглядывал свое убежище, проверяя, может еще чего захочется взять.

— Талли не выдаст, — сказал Писарь.

— Да? А я бы выдал. Под пытками под серой башней.

— Я бы тоже. А он не выдаст.

— Тебя, может, и нет, протерпит, но когда пройдет время твоего ухода, меня он сдаст. Может Ирмаку и все равно на эту купель, а может, и нет. Так что кто знает, что парня ждет. А нас путь. В дорогу. Веди.

Жене кузнец сказал, что скоро вернется. Они пошли по уже знакомым Писарю улочкам Гнилья. Оба в бесформенных плащах, с покрытой головой, они походили на двух платяных молей. Никем не узнанные добрались до притона. Клювоносый старик даже не взглянул на них. Обычные посетители. Внутри притона жизнь резко стала куда приятнее. Манхар и Дунхар стояли на том же месте. Манхар скосил голову.

— А где Талли?