Учение гордых букашек

— Люблю костер, он всегда помогает. Помню в твоем возрасте я тяжело жила. Однажды меня прогнали из селения люди с топорами и стрелами, я замерзла и бежала с наконечником в ноге через чащу снежного леса. Хотела только, согреется и заснуть. Я рыскала меж деревьев, искала сухие ветки и хворост, чуть не замерзла, но наконец, пламя разгорелось. Я долго смотрела на костер. Когда ничего тебя не греет, когда изнемогаешь от холода и боли, взгляд в огонь зажигает жаровни внутри, они тихо согревают твое сердце. Он связывает тело с душей и землю с небом. Кажется, огонь и создан, чтобы в минуты печали в его величественном жаре, в искрах, раскаленных потрескивающих головнях, нам казался очаг и давалась надежда.

Рою понравились ее слова, в этом незнакомом, странном создании, что и человеком назвать нельзя, он почувствовал душу. Она подождала, пока Рой закончит с ранами и приказала убираться. Он поблагодарил ее, но остался без ответа. Пока Рой ковылял назад, наступила глубокая ночь. Народ спал на столах, под столами, в любых позах, домой видно никто не добрался. Собак пришлось здорово обходить, и к таверне Рой подошел уже с другой стороны. Внутри Рой переступал через руки и ноги, потом по ступеням наверх. При звездном свете нашарил зеленую мазь в сумках Даскала и обработал раны. Учитель так и не проснулся, позволил себе отдохнуть от забот, надеясь, что хоть день ученик справится сам. Рой ухмыльнулся от этой мысли и улегся на другой конец кровати, в темноте, в тишине, в комнате. Рой засыпал, но как только закрывались его глаза, зажигались те, зеленые, неземные, звериные очи.

С рассветом по спящим улочкам направились к конюшне. Люди спали в холодной росе, то и дело какая-нибудь гулящая курица перебегала от дома к дому в поисках еды. Мужик держал двух крепких скаковых лошадей. Тихо сказал, мол, кобылы готовы и пора бы вам отправляться. Лошади невзначай пофыркивали. Даскал провел по шее лошади.

— Залазь, это твоя кобыла.

Рой взбодрился, глаза блеснули давней мечтой. Он засунул здоровую ногу в стремя, ухватился за седло и неуклюже уселся на кобылу, что даже не заметила груз. Деревенский мужик все крутился, поторапливая. Ждать нечего, Даскал легко влетел на лошадь, и двинулся по дороге на восток.

Рой заехал пятками кобыле по бокам, передернул на возничий манер поводья, но кобыла и не думала двигаться. Рой, от страха опозориться проснулся окончательно, повернулся и шлепнул лошадь по массивному крупу. Она явно издевалась. Рванулась, поскакала за лошадью Даскала. Рой очутился на земле. Вскочил, побежал следом. Настигнутая кобыла мирно пощипывала мокрые кустики травы. Даскал прикрикнул:

— Не давай ей есть.

— Крепче держись, что ж ты никогда на лошади не сидел? Да поезжай уже! — негодовал мужик.

На этот раз Рой не упал. Сил хватало, чтобы держаться, но об управлении и речи пока не шло. Благо лошадь двигалась в нужную сторону. Он чувствовал под собой всю мощь животного, лицо обдало ветром и запахом лошадиной гривы. На скаку, чуть не вылетая из седла, Рой догнал Даскала. Умная кобыла умерила шаг и ступала вслед.

Ценнее золота

Народ со всех улиц стекался к площади. Между домов по всей столице протянулись веревки с сотнями желтых флажков. В честь праздника Гебы-Матери корона даровала горожанам отдых, и веселые люди спешили на представление. После месяцев тяжелой работы в военное время, многие напились без меры еще с утра и теперь горланили хвалебные песни. Вчерашний дождь и мокрый город не смущал народ. Писарь с Талли ехали на повозке против потока. Две лошади недовольно фыркали, и Писарь молил Гебу, чтобы они не начали брыкаться. Править он толком не умел. Гуляки забрасывали их возмущенными возгласами. Хорошо хоть не принялись кидаться чем покрепче. Дом купца Ирмака стоял прямо у порта, и Писарь надеялся, что там толкучки не будет. Предположения не подвели. Когда они добрались до высокого прекрасного дома, давка рассосалась. Стражи видно не было. Наверняка всех собрали на той же площади. Только два служивых весело болтали у самого моря. Глазами Писарь нашарил тот самый балкон, где купался Моран. Они встали напротив дома. Пока Писарь пытался развернуть повозку, стражники уже заприметили их и посмеивались. Писарь взвесил в руках тяжелый арбалет, что, по словам Фогура, принадлежал его отцу. Выстрел. Крюк пролетел дугой, ударился о стену и застрял где-то на балконе. Стражники смолкли и тупо уставились на повозку. Писарь запустил второй крюк. С балкона купель ответила лязгом. Писарь закрепил арбалеты на повозке. Стражники побежали в на грабителей. Талли спрыгнул и метнулся к дому. Писарь больно хлестнул лошадей, и они сорвались с места. Тросы натянулись. Один крюк тут же соскользнул с купели. Второй держался стойко. Он с силой дернул купель и полетел вниз. Золотое корыто перекинулось через низенькие перила, вальяжно качнулось и рухнуло. Стражники прижались к стене, испуганные непонятным грохотом. Писарь натянул поводья. Талли долго ждать не заставил, он схватил упавший крюк, и запрыгнул в помятую купель.

— Деру! — заорал он.