Учение магов

"Существует нечто, против чего Дух Разрушения ведет наиболее яростную борьбу — это совместное проявление в одной личности всей силы (двух) достоинств (khwarr) — царства и Доброй Религии, ибо такое сочетание должно его уничтожить. По этой причине, если бы высшее могущество достоинства царской власти в Йиме соединялось с наивысшим могуществом достоинства Доброй Религии или если бы в Зороастре последнее воссоединилось бы с наивысшей мощью достоинства царства, как оно проявилось в Йиме, то тогда Дух Разрушения нашел бы свой скорый конец, творение избавилось бы от Врага и желанное Восстановление осуществилось бы в обоих мирах. Ибо, когда в этом мире благочестие сочетается с добрым правлением в одном единственном благочестивом и добром правителе, тогда порок теряет силу, а добродетель наступает, утихает противоборство и крепнет сотрудничество, возрастает святость и уменьшается нечестие среди людей, добрые процветают и господствуют, а злобные подавляются и лишаются власти. В мире наступает благоденствие, все творение радуется жизни, а простой народ пребывает в довольстве; и сверх того, мир превосходно управляется и украшается. Когда эти два достоинства встретятся в одном человеке, тогда Враг будет навечно побежден, и мир спасен и очищен. От этого произойдет окончательное Восстановление. И как открывает Добрая Религия, эти два достоинства соединятся в Сошиансе".

ГЛАВА VII. ДОБРАЯ ЭТИКА

Зороастризм преимущественно этическая религия. Она естественно следует из теологических предпосылок или, может быть, более точно, теологические предпосылки в ней основаны на существенно нравственном взгляде на жизнь. Для зороастризма, как мы видели, главный и неизбежный факт жизни это зло. Добро есть добро, а зло есть зло, и невозможно одно произвести из другого. Отрицание существования отдельного принципа зла равносильно тому, чтобы вменить зло Богу. Но это немыслимо, следовательно, зло должно быть отдельным принципом. Поэтому зороастрийская мораль выражается в трех словах humat, — добрые мысли, добрые слова и добрые дела, и величайшее из них добрые дела.

В этой главе мы воспроизводим перевод трех текстов. Первые два приписываются Адурбаду, сыну Мараспенда (здесь и далее более правильная транскрипция Махраспенд. — прим. перев.), о характере которого мы скажем несколько слов, а третий взят из «Меног-и-Кхрата» — "Книги Духа Мудрости", образного диалога в форме катехизиса, в котором Дух Мудрости предстает в ответах на вопросы, которые ставит некий мудрец. Я избрал два текста, приписываемые Адурбаду, потому что на него обычно ссылаются, как на последнего толкователя зороастрийской ортодоксии в сасанийское время. Пехлевийские книги, которые пережили его, трактуют его как канон ортодоксии, и Денкарт, претендуя на авторитет своего учения, возводит его к нему.

Адурбад жил в период царствования Шапура II (309-79 гг. до Р.Х.), в то время, когда зороастрийская ортодоксия была еще слабо очерчена. Его главные оппоненты, по-видимому, были фаталисты, зерванитская секта, сделавшая Фатум, или Время, независимым принципом, против которого человек был бессилен. Эта секта отрицала, следовательно, основную зороастрийскую доктрину о свободе человеческой воли, что означало разрушение самой основы зороастрийского дуализма. Чтобы опровергнуть эту и другие секты, Адурбад добровольно принял на себя ордалию расплавленной меди. Металл был излит на его грудь, но он вышел из ордалии невредимым. Память об этом чудесном событии поддерживалась, как. доказательство того, что взгляды Адурбада были единственно правоверными, а таковыми они были объявлены Великим Царем. "После того, как Адурбад стойкостью доказал неизменность своих взглядов, Царь заявил перед всеми этими представителями других сект, доктрин и школ мудрости: "Теперь, когда мы видели Религию здесь, на земле, мы не потерпим ложных религий и в этом мы будем исключительно ревностны". И так он и сделал".

Данные здесь два текста, приписываемые Адурбаду, должно быть, не являются подлинниками, но, тем не менее, они, по всей вероятности, достоверно представляют взгляды этого великого человека. Однако очень может быть, что они вставлены (в собрание пехлевийских религиозных текстов прим. перев.), поскольку само имя Адурбада дает гарантию их ортодоксальности и поскольку они зороастрийские по самой своей сути.