Учение о боговдохновенности. Мартин Лютер и его место в экуменической проблеме боговдохновенности

Истина Евангелия благодаря распределенному по тварному сущему с помощью временных знаков и человеческих языков слову Бога, которое пребывает вечным и неизменным над всяким тварным сущим, заняла высшую вершину авторитета.[23]

Отважусь сказать, братья мои: может быть и сам Иоанн не сказал так, как есть, но и сам он сказал, как смог, потому что о Боге человек сказал; хотя и вдохновленный Богом, однако же человек. Поскольку он вдохновлен, он сказал нечто; если бы он не был вдохновлен, он не сказал бы ничего; поскольку же человек вдохновлен, то он сказал не все, что есть, но сказал то, что смог человек.[24]

Августин объединяет различные аспекты теории боговдохновенности в единую теорию библейской боговдохновенности. Несмотря на некоторое колебание между двумя теориями, а именно: строгой инструментальной и интегрированной, создается впечатление, что Августин признает полную достоверность критерия содержания в боговдохновенности. Например, различия евангельских сюжетов может быть объяснено, если предположить, что каждый евангелист пытался собрать как можно больше информации. В данном случае писатели использовали разнообразные signa, однако в отношении res (содержания) ни один из них не допустил никаких ошибок.

Полное признание интегрированного аспекта библейской боговдохновенности далее выражается в том, как Августин был склонен полагаться на авторитет католической церкви в отношении решений о природе и толковании Писаний. В конце концов, именно в церкви зародился Новый Завет. Однажды в церкви Христовой произошло откровение божественной тайны, следовательно это может продолжаться и в дальнейшем. Церковь и Библия нераздельны: как церковь, так и Библия причастны к одной истине, в Самом Христе:

Из уст истины я признаю Христа самой истиной, из уст истины я признаю Церковь сопричастницей истины.[25]

Теория Августина была широко принята в западном богословии католического мира. Однако различные аспекты его теории позволили появиться разным толкованиям. Очень часто выделялись как аспект направленного инструментализма, так и непогрешимость текста Писаний. Впрочем, истинная движущая сила в концепции библейской боговдохновенности должна была возникнуть в тех трениях, которые существовали между двумя интегрированными аспектами, то есть аспектом содержания и общества.

Теория Августина превалировала в течение многих столетий, до тех пор, пока католическая церковь не столкнулась с некоторыми сложностями извне, в XII веке. В то время происходило возрождение идей Аристотеля и возрастание силы ислама, что побудило богословов еще раз задуматься над вопросом о библейской боговдохновенности.

2.4. Фома Аквинский и его теория интеллектуального содержания

Как мы уже видели, пророчество было главной категорией для определения того, как возникли библейские книги. Тот же самый подход к толкованию, с некоторыми незначительными изменениями, продолжал существовать в схоластическом богословии, особенно у Фомы Аквинского (ум. 1274). Благодаря влиянию Моисея Маймонида, Фома знал, что средневековые иудейские ученые отделяют «дух пророчества» от «духа святости». «Дух пророческий» считался основанием для пророческих Писаний в Ветхом Завете, «дух святости» воспринимался как основание для описания жития святых (агиографии) в Ветхом Завете.

Фома был особенно заинтересован в понимании «духа пророческого»: «Prophetia est divina inspiratio». Все эти понятия — пророчество, боговдохновенность и откровение — тесно взаимосвязаны в богословии Фомы Аквинского. Он разделил восприятие божественного откровения на три периода. Авраам является представителем эры обетования, Моисей — эры закона, а апостолы — эры благодати. В соответствии с учением Фомы, все эти люди были главными пророками в Писании, а все остальные находились в зависимости от них. Только лишь главные пророки встречались с Богом. Все остальные получили послание благодаря их проповеди. Откровение (пророческой боговдохновенности) заканчивается во времена апостолов, чьи послания обладают достаточной полнотой в отношении центральных истин спасения.