Учение о понятии

Доказательство, как и при прочих антиномиях, происходит, во-первых, апагогически, через допущения противоположности каждого тезиса; во-вторых для обнаружения противоречивости этого допущения принимается наоборот и предполагается правильным противоположное ему, т.е. доказуемое предложение. Без всего обхода доказательства можно бы было поэтому обойтись; оно состоит не в чем ином, как в ассерторическом утверждении обоих противоположных предложений.

А именно для доказательства тезиса надлежит прежде всего предположить: нет никакой иной причинности, кроме действующей по законам природы, т.е. до механической необходимости вообще, включая в нее и химизм. Это предложение противоречит себе, так как закон природы состоит именно в том, что ничто не происходит без достаточной а priori определенной причины, которой поэтому свойственна абсолютная самодеятельность; т.е. противоположное тезису допущение противоречиво потому, что оно противоречит тезису.

Для доказательства антитезиса следует предположить: существует _{130}свобода, как некоторый особый вид причинности, такое состояние, с которого просто начинается ряд его последствий. Но так как такое начало предполагает состояние, не имеющее со своим предшествовавшим никакой причинной связи, то оно противоречит закону причинности, который делает единственно возможными единство опыта а самый опыт; т.е. допущение свободы, противоречащее антитезису, невозможно потому, что оно противоречит антитезису.

Та же самая антиномия возвращается по существу в критике телеологической силы суждения, как противоположность того взгляда, по коему всякое произведение материальных вещей совершается по чисто механическим законам, и того, по которому некоторое их произведение по этим законам невозможно. Кантово разрешение этой антиномии таково же, как и общее разрешение прочих антиномий; а именно оно состоит в том, что разум не может доказать ни того ни другого предложения, так как мы по чисто эмпирическим законам природы не можем иметь никакого определяющего принципа а priori возможности вещей; что поэтому далее оба они должны считаться не объективными предложениями, а субъективными правилами; что я, с одной стороны, должен постоянно рефлектировать о всех событиях природы по принципу чистого механизма природы, но что это не препятствует по случайному поводу обсуждать некоторые природные формы по другому правилу, именно по принципу конечных причин; как будто эти два правила, долженствующие служить притом лишь для человеческого разума, не состоят между собою в той же противоположности, как и вышеупомянутые предложения. При такой точке зрения, как указано выше, совсем не исследуется именно то, что единственно представляет собою философский интерес, именно какому из обоих принципов в себе и для себя присуща истина; а при таком взгляде на дело нет никакой разницы в том, должны ли эти принципы считаться объективными, что значит здесь – внешне осуществляющимися определениями природы, или просто правилами субъективного познания; все это познание собственно говоря субъективно, т.е. случайно, так как оно по случайному поводу пробегает то к одному, то к другому правилу, смотря по тому, какое из них считается подходящим для данного объекта, вообще же не спрашивает об истине самых этих определений, все равно суть ли они определения объектов или познания.