Поначалу я пытался отказаться от обновок (в самом деле, я же не молодая девица, чтобы думать о том, как буду выглядеть), но когда и Скел подключился к уговорам — это решило дело. Не в последнюю очередь потому, что на него эти вещи просто не налезли бы. Я тогда заподозрил, что это были остатки гардероба их сына, но мысль быстро выветрилась из головы — какая разница?
В таверну мы вошли вместе, оставив кобылку с телегой в близлежащем стойле. Скел на мое замечание о том, что животинку могут украсть, только рассмеялся и махнул рукой, пояснив, что в этих краях красть не принято — все друг друга знают, и воспользоваться краденным, а тем более сбыть его вряд ли удастся.
Мне досталась почетная честь затащить два мешка сушеных ягод, мешок таких же грибов и связку из шести бутылей лютой настойки Скела в таверну, вслед за ним. Я был совсем не против.
Внутри оказалось вполне чисто. Уже вечерело, так что в зале было полно народу. Проталкиваясь мимо столов, Скел приветствовал старых знакомых и на вопросы обо мне отвечал односложно — «племянник» и отмахивался, говоря всем, что языком трещать будет позже. Сначала — дело.
Мы добрались до барной стойки и встретили там хозяина заведения — пузатого и усатого трактирщика, который тепло приветствовал Скела. Сначала пошел разговор о погоде — за кружкой холодного пива, разумеется. И я этому факту был безмерно рад, ведь пива не пробовал уже очень давно. А оно здесь было отменное, и после первой кружки в голове приятно зашумело. Я дал себе зарок не налегать, чтобы не сболтнуть лишнего.
Это оказалось верным решением, ведь вслед за погодой трактирщик принялся расспрашивать меня — кто такой, откуда, давно ли живу у Скела, ну и все в таком духе. Я отвечал односложно, стараясь не вдаваться в детали. Вспомнить рассказ Скела о своем племяннике, который я слушал в пол уха, не составило никакого труда, поэтому трактирщик и подсевшие к нам несколько приятелей Скела быстро потеряли ко мне интерес. Особенно когда я заявил, что всю дорогу от Зальменцбурга провел в беспамятстве и ничего рассказать о путешествии не смогу. Скел на эту мою реплику лишь удовлетворительно кивнул и хитро подмигнул, пока никто не видел.
В итоге мы перешли к сделке, которая состоялась достаточно быстро. Трактирщик не глядя забрал содержимое всех мешков, велев юному служке расфасовать все это в погребе (Скел настоял на том, что мешки заберет). Настойку же он решил для начала попробовать — по стопке из каждого бутыля. Не знаю, на что он рассчитывал, но даже при всей его немаленькой комплекции к последнему заходу он был уже слегка подшофе — настойка у Скела была действительно ядреная.
Мужики ударили по рукам, Скел получил свои деньги (за бутыли — гораздо больше, чем за все остальное) и мы уже собирались уходить, когда произошли события, которые очень сильно повлияли на мою дальнейшую жизнь. Гомон, стоявший в трактирной зале, практически мгновенно стих. Почти все, кроме самых заядлых выпивох, спавших на столах, повернулись ко входу. Мы со Скелом были в числе последних, кто это сделал.
В дверях стояли два эльфа. Оба в длинных, до колен, походных камзолах — один синего цвета, другой — красного. Оба порядком изношены — было видно, что их хозяева долго путешествовали. За спиной у одного был приторочен лук, у другого — арбалет. Одинаковые клинки висели на боку. У одного слева, у другого — справа. Огромные походные мешки уже стояли на полу. У эльфа, что стоял справа, один глаз закрывала красная повязка, а из-под нее выползал тонкий белый шрам, весьма внушительного размера.
Окинув помещение взглядом, новоявленные посетители направились прямо к нам. Точнее — к трактирщику, которого безошибочно определили с первого взгляда. Тот выглядел изумленным. Да все в зале выглядели изумленными — судя по лицам людей, эльфов до сегодняшнего момента они никогда не видели.
Подойдя к нам вплотную один из эльфов (в красном камзоле) вздернул подбородок и спросил:
— Есть свободные комнаты? — и крутанул на столешнице золотую монету.
Трактирщик выглядел так, словно воды в рот набрал. Он переводил взгляд с эльфа на своих постояльцев, на нас со Скелом, а потом обратно на эльфов. Я не понимал, почему он ничего не отвечает?
— Яльгорт, ты же видишь, эта деревенщина даже общеимперский не понимает, — вздохнул его приятель, — попробуй, ну не знаю — на су'джане? Или покажи жестами, быстрее будет.
— Хватит издеваться, — поморщился тот, которого назвали Яльгортом, — Мне хватило пантомимы с теми тупоумными стражниками на воротах. Если нас никто не понимает, мы даже не объясним, кого ищем.
— Да ты посмотри на их рожи, — рассмеялся второй, в синем кафтане, — они эльфов в первый раз видят. Лины тут не было, я уверен.
Пока они беседовали, все наблюдали за ними в полном молчании. И тут до меня дошло! Никто из присутствующих не понимал языка, на котором они говорили! Никто… Кроме меня?