Ученик

Отреагировав на это заявление презрительным "дурак", Джордан тяжело поднялся. Вышел из комнаты и долго не возвращался. Пока его не было, паренек лихорадочно размышлял о самоубийстве. И с каждым мгновением ему становилось все страшнее. Очень быстро Урс понял, что не сможет поднять на себя руки. Самоубийство – тяжкий грех. Сразу после смерти его ждет неминуемое проклятие. Вечное пребывание в Аду. Но если убьют его, невиновного, Господь примет душу Урса к себе…

– За жизнь нужно держаться до последнего, – Джордан вернулся с глиняной бутылью и кружкой. – Пока есть хоть малейшая возможность… Держи, – он сунул пареньку посудину и стал лить в нее вино. – Выпьем хорошенько и пойдем к прево. Наверное, это самое лучшее вино во всем городе: тридцатилетнее из Вереешской долины. Дай Бог, чтобы ты дожил до такого возраста, – мрачно заметил Джордан. – Когда я покупал его пять лет назад, хотел поставить на стол в свое пятидесятилетие… – он вздохнул.

Сев на свой табурет, алхимик стал пить прямо из горлышка пузатой бутыли. Взъерошенная голова запрокинулась, из уголков переполнившегося рта потекли темно-вишневые струйки. Надолго дыхания у лекаря не хватило. Поперхнувшись, он громко закашлялся, во все стороны полетели брызги. Урс пил из кружки и почти не ощущал вкуса. Кислое, слегка терпкое винцо. Ничего особенного.

Откашлявшись, алхимик внимательно посмотрел на паренька. Бородатое лицо исказила страдальческая гримаса.

– Дам тебе один совет, Урс, – сказал Джордан. – Я не знаю, что они придумали, но… Нам лучше во всем сознаться. И покаяться. Тогда сбережем свои шкуры, и, может быть, если очень повезет, отделаемся заключением.

Поставив опустевшую посудину на пол, ученик ювелира не ответил. На хозяина дома он не смотрел. Вино неожиданно придало ему храбрости: признаваться в том, чего не совершал, Урс не собирался. Решение пришло само собой, за мгновение, как был сделан последний глоток. И от своего он уже не отступится. Лучше стать невинным мучеником, чем возвести на себя напраслину.

Он представил, как плюнет в лицо палачу и проклятому прево. А когда огонь начнет жечь его тело – он и тогда крикнет… Прокричит о своей невиновности так, что вся толпа, собравшаяся поглазеть на казнь, поймет – они были невинны. На небесах же Спаситель, который сам, полторы тысячи лет назад стал жертвой человеческой клеветы и подлости, примет его душу в объятия. Там, в Раю, где они все снова будут вместе: отец, мать…

При мысли об оказавшейся в тюрьме матери в глазах Урса потемнело от ненависти к ее мучителям. Пальцы сжались в кулаки. Как жаль, что у него нет арбалета. Он бы не стал тогда никуда уходить из этого дома. Засел бы здесь, и пусть "дублеты" попробовали бы его отсюда вытащить! Погибнуть в схватке – гораздо лучше, чем попасть в лапы палачей. И благороднее. Отец с прадедом будут гордиться им, когда его душа окажется рядом с ними на небесах.

– У вас есть оружие? – спросил паренек. – Арбалет?

Он знал, что у алхимика должен быть какой-нибудь клинок – корд или тесак. Но в рукопашной схватке у него нет ни единого шанса забрать с собой хотя бы кого-то из стражи. Ему сразу прострелят ногу, и возьмут раненым. Ничего героического.

– У меня нет арбалета, – сухо ответил Джордан и приложился к бутыли. – Могу дать ланцет, болтун. Спустишь себе немного дурной крови. Когда я учился у… – он раскатисто отрыгнул и зажал сосуд с вином между коленями. – Впрочем, это неважно… Тогда в Берхингеме архиепископ устроил процесс над ведьмами и тамошними алхимиками. Всех признали виновными и сожгли. Так вот, после этого я с приятелем – мы были немного старше тебя – приготовили себе яд. Как раз для такого вот случая. Но потом, через несколько лет я понял, что самоубийство не выход. И выбросил порошок. Нееет, – с каким-то наслаждением протянул лекарь, – за жизнь я буду цепляться до последнего. Сознаюсь во всем, что мне скажут. Сделаю все, что они потребуют, – он приложился к горлышку, хлебнул. – Захотят, чтобы я на коленях прополз через всю Империю? Проползу!

Забулькало вино. Урс поднялся. Ему надоело сидеть и слушать опьяневшего алхимика. "Может, взять у него нож? – думал он. – Подойти к прево, как можно ближе. Ударить со всей силы в брюхо! Нет, он же в кирасе. Тогда в горло. А потом пусть убивают". Почувствовав нарастающее воодушевление, Урс с презрением посмотрел на хозяина дома. Тот, давясь, глотал темно-вишневую жидкость, обильно орошая вином зеленый дублет.

– Мастер, – начал Урс, – дайте мне нож. Самый острый.

Опустевшая бутыль упала на пол. Остатки тридцатилетнего вина выплеснулись из горлышка. Джордан тупо уставился на паренька. Он сильно опьянел и плохо соображал.

– Я лечу людей, а не убиваю их, – произнес врач наконец. – Ничего я тебе не дам. И вообще, – с трудом, покачнувшись, поднялся, – пора заканчивать. Идем… мальчишка. Нас ждут.

Не обращая больше внимания на Урса, он вышел из комнаты.

* * *