Рыцарь внимательно рассматривал почти одинаковые в серых плащах фигуры. Главное было убрать старых знакомых. Горбуна он видел, а вот второго… Расстояние между сидевшими в засаде и тележкой быстро сокращалось. Еще немного, и Курц окажется рядом с закоулком, в котором должен спрятаться. Ага, вот и Генрих, рыцарь облегченно вздохнул. Один из двух здоровяков, тянущих повозку – тот, что справа, – младший братец Паука. Безмозглая скотина, но очень сильный и ловкий. Фон Швертвальд указал на него Торри:
– Бей вот его. А ты, – он коснулся плеча Безухого, – стреляй в того, что позади идет. Низенький такой, весь скрюченный. Горбун – и руки до самых колен. Понял в кого?
Стрелок молча кивнул. Не теряя больше времени, фон Швертвальд коротко, пронзительно свистнул. Ждавший сигнала Курц отреагировал мгновенно. Только что он плелся перед тянувшими повозку людьми, а не успел затихнуть звук, как его и след простыл. Буквально растворился в темноте.
Щелкнули арбалеты. Выпустив оглоблю, здоровяк Генрих схватился за "выросший" из широкой груди болт. Глухо взревел, захлебнулся кровью, да и повалился ничком. Его братец – Паук – получив свое, опрокинулся на горб. Пронзительно завизжал от боли, засучил ногами. Черт, все шло совсем не так, как задумывалось: Венк выскочил из-за пустых бочек, где прятался. Рявкнул:
– За мной! Курц, сюда! Бей их!
Дальше все произошло очень быстро. Неизвестный помощник Генриха еще растерянно смотрел на раненого приятеля, когда налетел рыцарь. Налетел и сходу рубанул: два молниеносных удара по шее. Слева и справа, крест-накрест. Теплая кровь из рассеченных артерий ударила Венку в лицо. Попала и в раскрытый рот так, что даже соленый вкус почувствовался. Но это ерунда. Главное, противник, хрипя и булькая, оседает на землю.
На мгновение остановившись, фон Швертвальд перевел дыхание. Увидел, как бросивший арбалет Безухий погнался за человеком, сопровождавшим Паука. Второй незнакомец оказался сообразительнее первого и сразу взял ноги в руки. Но все равно далеко не ушел. Стрелок быстро догнал его: совершив последний, гигантский скачок, с хрустом вогнал топорик в затылок убегающего. Так что помощь подоспевших Курца и Торри не понадобилась.
Вытирая липкие от чужой крови губы, Венк указал оруженосцу клинком на пошевелившегося Генриха:
– Дорежь: он еще жив. И болт вытащи, незачем оставлять.
Курц склонился над телом, а рыцарь, держа тесак обнаженным, неспешно подошел к застреленному горбуну. Тот уже затих и, согнув ноги в коленях, лежал неподвижно. Из левой стороны груди Паука торчал арбалетный болт. Похоже, дело было сделано. Но стоило Швертвальду приблизиться вплотную, как мнимый покойник ожил. Внезапно он вскочил и выбросил вперед руку с зажатым в ней ножом. Метя рыцарю в горло.
Ринграф спас Венку жизнь: распоров плащ, лязгнув, клинок скользнул по железному воротнику. Ответный удар, и тесак угодил в правую подмышку калеки. Снова взвизгнув, Паук уронил оружие на землю. Венк быстро шагнул к старинному товарищу. Принялся яростно рубить по голове, шее, плечам. Быстро, мощно, умело, словно разделывающий на колоде тушу мясник. Хрустели кости, брызгала теплая кровь…
– Откуда эти двое взялись?
В голосе спешившего Швертвальда звучала злоба, и, медля с ответом, оруженосец приотстал на пару шагов. На всякий случай. Уж очень ему не хотелось, попав под горячую руку, лечь мертвым. Как те шестеро, что остались позади. Четверо еще теплые и двое, начавшие оттаивать на тележке. Молодой граф с оруженосцем, наконец-то дождавшиеся своего часа вернуться в мир.
Не слыша ответа, хозяин раздраженно оглянулся:
– Чего молчишь, сволочь?
– Не знаю, мессир, – прерывисто, задыхаясь и готовясь пуститься наутек, ответил Курц. – Господом нашим клянусь! Знакомцы какие-то… Этого, Паука, который. Явились перед самым нашим уходом. Дело у них к нему было. Важное. Вот Паук их с собой и взял… Доверял, видать.
– А я ведь его предупреждал, чтобы чужих и близко не было, – отворачиваясь, проворчал рыцарь. – Ну, да Бог с ним: теперь уж все равно.
– Верно, вашмилсть, – поддакнул оруженосец.
Проехать в обычный день через любой годштадтский мост было делом непростым. Столичные Цеха славились своими товарами, десятки тысяч людей съезжались в город, чтобы покупать и продавать. Большинство площадей давным-давно застроили торговыми рядами, а в последние годы взялись и за мосты. Благодаря Троице и ее притокам в городе их было одиннадцать. Вдоль семи – самых широких и длинных – протянулись купеческие лавки. Каждый день там толпилась уйма народу.