Читаем Ученик афериста (СИ) полностью

Целитель, облаченный в лимонно-желтую мантию, съехал на пол — заклятие угодило ему прямо в грудь.

— Не туда, — шепнул я, силясь забрать у Скорпиуса палочку. — В подвал. Скорпиус, перестань.

— Остолбеней, — приказал Скорпиус, направив палочку на очередного целителя. — Куда дальше?

— Влево. Скорпиус, пожалуйста…

Мы уткнулись в комнату, которую, к моему удивлению, никто не охранял. Одного лишь звука было достаточно, чтоб понять — за дверью рычит оборотень.

Я даже не знал, какие они, оборотни?

Человек с головой волка, как в учебниках по Защите от Темных Искусств?

Долговязое чудовище, как в книгах по Уходу за Магическими Существами?

Огромные волки в три четверти человеческого роста с полным ртом длинных зубов, как говорил Моран?

Отворив многочисленные замки заклятием, Скорпиус распахнул лязгнувшую дверь и наткнулся на решетку.

В тот же момент в темной камере (палате? клетке?) послышался такой рык, что я отпрянул назад. Полы пальто Скорпиуса задрожали, словно на них подул ветер, а стоило оборотню снова зарычать, как светлые волосы Малфоя зачесало вырвавшимся из пасти воздухом назад.

Но сам Скорпиус даже не дрогнул. Напротив, наклонился и медленно придвинулся к решетке.

Я не видел оборотня, но увидел, как он, издав утробный рык, просунул нос и пасть между решетками, силясь отгрызть гостю часть лица.

В паре сантиметров от лица Скорпиуса лязгнули зубы, но тот, прищурившись, быстро обхватил морду оборотня обеими руками и крепко сжал.

На секунду мне показалось, что на самом деле Скорпиус Малфой именно такой: настойчивый, решительный, бесстрашный и абсолютно безумный — истинный внук бабушки Беллатрисы. Я даже подумал, что не зря их палочки были сделаны из одной древесины и одной сердцевины, но поспешил эти мысли тут же отогнать.

Мне ближе мой Скорпиус: глупый, наивный и необычайно добрый.

Даже оборотень перестал рычать, явно обалдев от того, что его морду сжали тонкие бледные руки.

— Подожди, — прошептал Скорпиус, разжав одну ладонь. — Подожди.

И медленно запустил свободную руку в сумку из которой, насколько я разглядел, вытащил большой кусок красной говядины.

— Что ты…

Скорпиус, все еще держа морду оборотня и словно забыв о моем присутствии, медленно протянул ему мясо на открытой ладони. Кусок весил фунта три на вид и был куда больше ладони, так что Скорпиус еле удерживал его.

Оборотень тут же жадно схватил мясо, а Скорпиус, едва не лишившись пальцев, одернул руку, перепачканную липкой кровью, накапавшей с угощения.

И захлопнул дверь.

— Скорпиус, — прошептал я. — Что это было?

— Я подумал, что Луи голоден, — сказал он с совершенно безумной улыбкой. — Я покормил оборотня с руки.

И громко захохотал так, что, уверен, нас услышали пациенты.

Я нервно сглотнул.

— Ты странный, — словно проглотив собственный смех, серьезным тоном сказал Малфой, хлопнув меня по плечу перепачканной в крови рукой. — Пойдем домой.

========== Глава 29. ==========

Я уже не раз говорил вам, святой отец, каково это быть третьим другом. Представьте себе тот самый узенький тротуар, по которому могут идти рука об руку только двое, а вы плететесь позади, лишь вполуха слыша разговор. Или представьте себе тот самый Святочный бал, на котором ваши друзья появились снова вместе, держась за руки, и по традиции чемпиона и его партнера открывают сие мероприятие танцем, а вы приходите с не особо симпатичной француженкой, которая мало того, что согласилась идти с вами, только потому что больше не с кем, так еще и по-английски знает ровно три слова. Или представьте любую прогулку по школьным коридорам, когда эти двое сливаются в поцелуе, а вы неловко смотрите в потолок и принимаетесь изучать трещины на нем.

Как вы уже поняли, я могу вам сходу назвать сотню таких вот зарисовок, которые все вместе сложатся в мою жизнь.

Я лишний человек абсолютно везде. В школе, возможно в семье, в квартире на Шафтсбери-авеню, в криминальном мире, став третьим лишним между Наземникусом Флэтчером и Карлом Мораном. Это моя карма.

Тогда, в Хогвартсе, это было моей рутиной. Быть третьим лишним.

Выручай-комната была тепло освещена, просторна и на этот раз не явилась в виде какого-то уютного помещения, в котором, как мне рассказывал когда-то Джеймс, ученики испокон веков уединялись со своими вторыми половинками втайне от преподавателей. Поэтому когда отец клялся мне, что в Хогвартсе секса не было, я ехидно ухмылялся.

Сейчас в комнате из мебели была огромная ванна золотистого цвета и стоявшая около нее вешалка, на которой уже тяжелела мантия с нашивкой бронзового орла Когтеврана.

В ванне, свесив за бортик длинный гибкий хвост, лежала Доминик, победительница Турнира Трех Волшебников, самая красивая ученица, любимица преподавателей и зазноба Скорпиуса Гипериона Малфоя.

Чешуя на хвосте красивая, словно вылитая из золота, чешуйки также почему-то на левом локте, издалека похожи на причудливый браслет, и на груди. Не так, чтоб они уж сильно скрывали ее маленькую аккуратную грудь, скорее это за них делал слой белой пены, но Доминик почему-то меня не смущалась.

Была ли вообще в этом мире хоть одна вещь, которая могла ее смутить?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза