Ученик еретика

— Это правда, — подтвердил Кадфаэль. — Он сам, по доброй воле вернулся в аббатство. Он как раз направлялся в странноприимный дом, где живет теперь вместе с другими паломниками, когда эти парни на него набросились, и сейчас они утверждают, будто поймали беглеца по распоряжению каноника Герберта! Каноник Герберт действительно так распорядился?

— Каноник Герберт расценил свободу, предоставленную обвиняемому, как право передвигаться внутри аббатства, — сухо заметил приор Роберт. — Признаюсь, что и я был того же мнения. Обнаружив отсутствие обвиняемого, мы предположили, что он бежал. Но я, конечно же, сожалею, что с ним обошлись так грубо… Что же теперь делать? Он нуждается в пригляде. Кадфаэль, осмотри его раны, а после вечерни я доложу аббату обо всем случившемся. Возможно, раненому понадобится отдельное помещение…

«Или, иными словами, — подумал Кадфаэль, — содержание под замком. Что ж, по крайней мере подальше от всех этих олухов. Но поглядим, что скажет аббат Радульфус».

— Если вы разрешите мне пропустить вечернюю службу, — сказал Кадфаэль, — я отведу раненого в лазарет и там займусь им. Вооруженная охрана, полагаю, ни к чему: парень слишком ослаб; но я побуду с ним, дожидаясь указаний от аббата.

— Как-никак, — проговорил Кадфаэль, омывая голову раненого, — двоим из них досталось от тебя на орехи. — Илэйв и Кадфаэль находились в маленькой приемной лазарета, где в аптечном шкафу хранились лекарства. — Голова у тебя будет здорово болеть, — продолжал Кадфаэль. — Но череп, к счастью, выдержал. Серьезных повреждений нет. И все же придется тебе пожить особняком в карцере, пока гроза не минует. Будет у тебя постель не хуже, чем в странноприимном доме, да и стол, за которым можно читать: провинившихся помещают туда, дабы они исправили свой образ мыслей и покаялись. Ты умеешь читать?

— Да, — ответил Илэйв, безропотно покорный под руками врачевателя.

— Тогда можно будет взять для тебя книги из библиотеки. Правильное обращение с заблудшим состоит в том, что его необходимо снабдить трудами отцов Церкви, не оставить без доброго совета и благочестивых увещеваний. Я буду лечить твои раны, брат Ансельм — беседовать с тобой об этом и ином мире. Так что лучшей компании ты в нашем аббатстве не сыщешь, да еще с позволения начальства, учти, пожалуйста. И потом, уединение избавит тебя от напыщенных речей глупцов и от излишне ревностных громил, втроем набрасывающихся на одного. Погоди-ка! Вот тут больно?

— Нет! — ответил Илэйв. Юношу успокоили слова Кадфаэля, и все же он не вполне понимал, как расценивать свое новое положение. — Меня, значит, посадят под замок?

— Каноник Герберт наверняка будет на этом настаивать. А спорить с посланцем архиепископа не так-то просто. Ведь они и так не пришли к единому соглашению. Твое дело не может быть прекращено просто так, считает Герберт. Аббат же полагает, что сами они здесь ничего не вправе предпринимать, пока местный епископ не будет поставлен в известность. Завтра утром Зерло отправляется в Ковентри — нарочно для того, чтобы доложить епископу обо всем случившемся. И потому никто не причинит тебе никакого вреда и никто не будет докучать вопросами, пока епископ Клинтонский не скажет своего слова. А пока можешь проводить время в свое удовольствие. У брата Ансельма довольно сносная библиотека.

— Мне бы хотелось, — позабыв о головной боли, с возрастающим интересом признался Илэйв, — почитать Блаженного Августина. Правда ли, что он все так и написал, как мне пересказали?

— Об ограниченном числе избранных? Да, он писал об этом в сочинении, которое называется «Dе Соrrерtiоnе еt Grаtiа», если память мне не изменяет. Впрочем, — добавил Кадфаэль, — сам я никогда не читал его трудов, а только слушал чтения в трапезной. Ты разбираешься в латыни? Я тут тебе плохой помощник, но брат Ансельм может оказаться полезен.

— Вот что удивительно, — замети Илэйв, размышляя над всеми недавними событиями. — В течение многих лет, когда я служил у Уильяма, путешествовал с ним и слушал его рассуждения, я не задумывался всерьез о подобных вещах. Все эти вопросы меня не тревожили. Иное дело теперь! Выходит, если бы никто не пытался очернить память Уильяма и отказать в похоронах, я бы ни о чем не задумался…

— Да, со мной часто случается похожее. Но где брошено семя — там вырастет трава, и чем засушливей почва — тем глубже уходят корни.

Джеван вернулся в свой дом близ церкви Святого Алкмунда, когда уже совсем стемнело. С собой он принес несколько лоскутов белого пергамента — шелковистого на ощупь, тонкого и прочного. Джеван остался доволен своими трудами. Приор из Хьюмонда не будет разочарован: деньги, предложенные им за товар, не пропали даром. Джеван сложил пергамент в аккуратную стопу, пристально оглядел ее и наконец отправился ужинать, заперев лавку на замок. За столом его дожидались Маргарет и Фортуната.

— Олдвин еще не вернулся? — спросил Джеван, с удивлением подняв брови и озираясь по сторонам: к ужину собралось только трое человек.

Хлопотавшая у стола Маргарет озабоченно взглянула на Джевана.