Ученик еретика (Хроники брата Кадфаэля - 16)

- Как? - изумился Джеван. - Неужто Фортуната права? Ты боялся, что тебя выбросят на улицу, а парень займет прежнюю должность? И это после того, как ты прожил здесь столько лет, служа нам!.. А ведь в нашем доме слуги - та же родня. Тебе ли этого не знать!

Бедняга Олдвин, который ценил себя весьма низко, не мог ожидать, чтобы другие смотрели на него иначе, и потому искренне считал, что не заслуживает того доброго отношения, какое находили все домочадцы в семье Литвудов. Конторщик стоял будто потерянный и молча жевал губами.

- Более праведный! - в сердцах вскрикнула Маргарет. - Да у нас и в мыслях не было тебя увольнять. Паренек в свое время отлично справлялся с обязанностями, кто будет спорить, но мы не собираемся отказываться от твоих услуг, Олдвин. Но что говорить! Ведь Илэйв и сам не желает поступать на прежнее место. Я переговорила с ним, как только он появился: юноша заверил, что не намерен отбивать у тебя кусок хлеба. Вот что, оказывается, тебя тревожило! А я-то думала, ты о нас лучшего мнения.

- Я напрасно причинил ему зло, - пробормотал Олдвин. - Совершенно напрасно!

И вдруг, содрогнувшись всем телом, как дерево под резким порывом ветра, Олдвин повернулся к порогу и бросился прочь из дома. Конан прыжком догнал его и крепко схватил за руку.

- Куда ты? Что тебе в голову взбрело? Сделанного не воротишь. И потом, ведь ты не лгал.

- Я догоню Илэйва и попрошу у него прощения, - с неожиданной решимостью заявил Олдвин. - Мы вместе пойдем к монахам, и я заглажу тот вред, что ему причинил. Я сознаюсь, что действовал по злому умыслу. И возьму назад свое обвинение.

- Не будь ослом! - грубо выкрикнул Конан. - Какая теперь разница? Обвинение выдвинуто, и священники за это ухватились. Шуточное ли дело: обвинить человека в ереси и потом отказаться от своих слов? Ты только увязнешь с ним в одном болоте! И не забывай, что остается еще мое свидетельство и свидетельство Фортунаты, и потому в твоем отказе не будет проку... Подумай-ка хорошенько!

Но Олдвин был полон решимости идти: совесть говорила в нем громче, чем голос разума. Он высвободил руку, которую сжимал Конан.

- Нет, я пойду! По крайней мере хоть попытаюсь поправить дело.

Олдвин быстрыми шагами направился через двор к арке. Конан догнал бы его, но раздался оклик Джевана:

- Не мешай ему! Если он хотя бы признается, что действовал по злому умыслу, положение Илэйва значительно улучшится. Слова, слова... Не сомневаюсь, они были произнесены, однако толковать слова можно на множество ладов. Небольшое, пусть даже крохотное сомнение - и картина в целом переменится. Берись-ка ты за работу и не тронь этого бедолагу. Ему необходимо облегчить совесть. Если же судьи вонзят в него когти, мы замолвим за него словечко и выручим старика.

Конан, пожав плечами, повиновался. Ясно было, что он не ожидает ничего хорошего от опрометчивого поступка Олдвина.

- Пойду в поле, пока не стемнело. Бог весть, чем все то кончится, но думаю, к вечеру мы обо всем узнаем.

Покачивая головой и вполголоса ругая глупость Олдвина, пастух двинулся к арке. С улицы послышались, стихая, его тяжелые шаги.

- Вот суматоха! - прерывисто вздохнув, сказал Джеван. - Мне тоже надо идти, забрать кожу из мастерской. Завтра приезжает каноник из Хьюмонда, а я еще не получил известия, каких размеров книга ему нужна. Не огорчайся, девочка, - тепло добавил он, обнимая Фортунату длинной сухой рукой. - В случае чего, попросим приора из Хьюмонда замолвить словечко перед Гербертом за любого человека из нашей семьи: один августинец легко поймет другого, а приор мне кое-чем обязан.

Отпустив девушку, он собрался было уйти, как вдруг Фортуната спросила его:

- Дядюшка! А Илэйв входит в нашу семью?

Джеван остановился и пристально взглянул на нее. Его тонкие черные брови приподнялись, а в смоляных глазах заплясали веселые искорки. Джеван улыбался очень редко, и улыбка его была чуть поддразнивающей, чуть угрюмой, но для Фортунаты - всегда ободряющей.

- Войдет, если ты этого захочешь.

Илэйв уже подходил к аббатству, как вдруг увидел, что из ворот выбежали несколько человек и бросились по обеим тропам вдоль Форгейта. Беготня и возбужденные выкрики насторожили Илэйва. Юноша решил спрятаться за деревьями и выждать: возможно, это за ним выслали погоню. В таком случае встреча с преследователями, вооруженными дубьем, не сулит ничего доброго. Илэйв, прячась за стволами, приблизился. Несколько из них осматривали дорогу, а двое бежали вдоль монастырской стены, чтобы от угла окинуть взглядом развилку пути. Это была охота. Но охотились, судя по одежде, не монахи: на преследователях были не черные клобуки, но домотканое суконное и кожаное платье, все они были дюжими, здоровыми парнями. Илэйв узнал трех грумов и телохранителя каноника Герберта, этого слугу, напыщенного и важного под стать хозяину. Илэйв встречал его в странноприимном доме. Прочие были крестьяне из числа паломников - здоровяки, охочие до забавы. Погоню выслал, конечно же, не аббат, а каноник Герберт.