Ученик колдуна

Поели сами, Пострелу миску налили. Купава направилась к бортям. Часть меда уже выкачала, Первуше на днях на торг собираться надо. Прилег он было, да, видно, появление Харитона воспоминания навеяли. О смерти Коляды, о пожаре, о том, как странствовал потом. На лавке вскочил. Как же он запамятовал? Обещал же купцу… Да, точно, Нифонту, к осени быть. Обещания исполнять надо. Без малого не забыл. Если пешком в село Мамоново, то долго выйдет. Пожалуй, с утра птицей обернется – опыт уже есть – да наведается. В селе том еще дед Шигона с внучкой Зоряной, проведать можно.

Утром предупредил Купаву, что вернется к вечеру, а то и завтра. Зашел в лес, прочитал заговор для обращения, крутанулся на левой ноге, обратясь в стрижа. Мала птичка, зато летает быстрее многих. Одно плохо: с собой взять ничего нельзя. Орел, так тот зайца легко несет, а в косом десять фунтов веса. Но стриж летит быстрее.

Солнце еще на три пяди над горизонтом подняться не успело, как Первуша знакомое село увидел. Сел за околицей, в человека обратился. Первым делом – к избе купца. Тот рядом с возком стоит, лошадь запряжена. Видно – ехать куда-то собирался. Увидел Первушу, руки для объятий раскинул в стороны:

– Ба! Не ждал, не гадал. Думал грешным делом, запамятовал ты.

– Я слово дал.

– Похвально. Я нашел все, что ты истребовал. Пойдем, покажу.

Все, что приобрел купец, в трапезной хранил. Все снадобья в небольших горшочках, горлышки промасленной бумагой затянуты. Бумага – редкость большая, потому как дорога. Простолюдины на восковых табличках писали, на бересте. Не поскупился купец. Да и кто на бумаге экономить будет, если за редкие снадобья чистым серебром плачено, и не мало.

Первуша каждый горшочек открыл, понюхал, мазнул пальцем, попробовал на вкус. Не обманули купца, товар доброкачественный привезли. Может, в торговом деле он дока, но в снадобьях точно не разбирается.

– Мне бы в поварню и чугунок небольшой, – попросил Первуша. – Снадобье сварить надо.

– И печь топится, и кухарка поможет, а уж чугунков – любой на выбор.

– Нет, один я варить снадобье буду. Вдруг кухарка сглазит?

Поварня большая, пахнет вкусно. На столе в углу расстегаи с рыбой остывают, белой тряпицей покрытые.

– Дуняша, дай человеку чугунок и ложку, полагаю – на длинной ручке. А сама ступай, отдохни, заслужила. И на поварню пока не заходи.

Первуша один остался. Чугунок на печь поставил, немного воды плеснул, только дно прикрыть. Вскипела вода, обернулся Первуша к иконе в углу, молитву прочитал. Хотя и говорят, что двум Богам не служат, начал наговор читать, что Коляда для таких случаев поведал. Медленно в кипящую воду живицу тонкой струйкой влил, помешивая. По поварне сразу запах сосновый поплыл, лесом запахло. Когда масса однородной стала, по крошке, по комочку мумие обламывать стал, в кипящее варево бросать. И помешивать, помешивать, пока весь глянцево-черного вида кусок не исчез. Варево черным сделалось, запах странный, даже сравнить не с чем. Последним очередь дошла до каменного масла. Понемногу добавлял, помешивая, когда горшочек опустел, ухватом чугунок снял, отставил в сторону – остудить. Когда счел, что пора, снова чугунок на печь вернул, довел до кипения. А от чугунка дух необычный, тяжелый. Первуша другой наговор счел. Вроде все сделал, хоть и в первый раз, по наущению Коляды.

Чугунок с печи снял да на стол. Пока хлопотал, за слюдяным оконцем темно сделалось, время пролетело незаметно. За дверью в поварню движение, потом деликатное покашливание:

– Прости, Первуша, коли отвлекаю. Ты жив ли, не угорел?

– Закончил уже, выйду.

Первуша котелок потрогал. Остыл. И варево в нем застыло, цвета черного. Первуша котелок в руки взял, перевернул. Не потекло, не расползлось по стенкам. Стало быть, сырье качественное и сварено правильно.

Первуша дверь распахнул. Сам Нифонт переминается, рядом кухарка. Женщина сразу в поварню ринулась.

– Ой, батюшки-светы! Печь-то почти погасла! Вся сдоба здесь осталась. Семья некормлена! Расстегаи остыли, а их Олежек просил. Похлебка перестояла, – запричитала она.

– Окстись, Дуняша! Хоть и не пост сейчас, а попоститься всегда полезно. Ан не испортились расстегаи. Собирай на стол, вкушать будем.

Кухарка еду на блюда, в трапезную носить стала. А Первуша котелок в руки, просит купца:

– К сыну веди!

Купец на чугунок глянул, подумал – жидкое варево.

– Не споткнись только. Разольешь, а нового снадобья не скоро привезут.

Сын Нифонта, Олег, явно отцом о прибытии Первуши извещен был. Не в постели встретил, как в первый раз, а на лавке сидя. При появлении Первуши в комнате встал, скособочившись. Поклон отбил, отдавая дань уважения младшего старшему.

– День добрый, Первуша-знахарь!

– Вечер уже за окном. Здравствуй, Олег. К лечению сегодня приступаем.

– Заждался уже.

– Снимай портки, на лавку ложись. И смотри, как делать буду. Потому как сам потом повторять обязан. Чугунок с лечебной мазью в прохладном месте держи. Солнце на него попадать не должно, иначе силу потеряет. И мазать будешь дважды – утром и вечером. Чугунка надолго хватит, мыслю – на два месяца.