Тем не менее, я выкроил несколько минут на то, чтобы повалить поддерживающие палатку шесты и придавить расстеленное на песке полотнище дюжиной крупных камней и жердей. Неизвестно, до какой степени разойдётся ветер за время моего отсутствия, а собирать по всему пляжу клочья пёстрой ткани, в которые превратится это добротное изделие польской промышленности мне не улыбалось. Потом я выволок из кустов надувнушку и подтащил её к воде. Догрести до Штральзунда' было делом пяти минут; я не стал поднимать лодку на борт, оставив её болтаться на крепком буксирном конце. Ветер к тому моменту уже посвистывал близ снастей стоячего такелажа, что определённо указывало на то, что сила его приближается к четырём баллам по шкале Бофорта; участок океанской глади, просматривающейся через проход, ведущий в лагуну, вся исчерчена тёмными полосами волн, то и дело вспухавшими белыми барашками. Возиться с постановкой парусов я не стал — проверил только, надёжно ли закреплены туго свёрнутые полотнища. Потом выбрал якорь с кормы; носовой же поднимать не стал — отдал якорный канат, привязал его к ярко-оранжевой сорокалитровой пластиковой канистре, которую мы возили как раз для таких целей и выбросил импровизированный буёк за борт, не забыв снабдить его ещё и дополнительным десятиметровым концом с привязанным увесистым булыжником. Теперь, когда мы вернёмся на стоянку, останется только выловить канистру при помощи отпорного крюка — трёхметрового полосатого шеста с железным наконечником и парой загнутых назад крюков, снабжённых, как и острие, на кончиках шариками — при надобности это приспособление играло роль весьма удобного багра. Дальше следует завести канат на утки и выбрать втугую — несравненно более простая операция, чем возня с якорями, которые как раз в подобные критические моменты никак не хотят брать лапами дно…