Ученик мага

Раз в пятнадцать минут мне позволялось передохнуть – сжать кулаки и положить их на голову, но такие передышки длились ровно одну минуту. Время отмеряли любимые карманные серебряные часы Феруза – с ними он никогда не расставался. Окончание каждой передышки знаменовалось тремя ударами чайной ложечки по эмалированной кружке для подаяний. Учитель всегда носил ее привязанной на поясе, будто талисман. Время от времени он выходил из тени просторной веранды. С надменным – куда там верблюду – видом он подходил убедиться, что на виноградину не налипла пыль, а десять зернышек риса никуда не делись.

Стояла необычная для декабря жаркая погода. Палящие лучи зимнего солнца проникали сквозь крону мангового дерева. Я стойко переносил то, что, казалось, вытерпеть невозможно. Руки пронзала дикая боль, казалось, они вот-вот отвалятся. Тогда я еще не подозревал, что вскоре испытание виноградом и рисом покажется мне детской забавой, о которой можно только мечтать.

Внезапно пытка кончилась. Громко царапнув кору острыми, как ножи, когтями, с дерева сорвался ястреб и сцапал виноградину. Ударами огромных крыльев птица сбила меня с ног. Феруз отбросил газету и подошел. Я громко стонал, показывая исполосованные птичьими когтями руки в надежде на жалость. Но не таков был этот волшебник, чтобы его можно было пронять какими-то пустячными царапинами. В самом деле, не переломы же.

– Ты обратил внимание? – спросил он.

– Обратил ли я внимание?! Да вы что, не видели, как он на меня набросился? Посмотрите, какие раны.

Я опять протянул к нему руки.

– Butastur teesa, канюк ястребиный белоглазый… нечасто они в последнее время попадаются в Калькутте… – он потянул носом. – Кажется, наш пернатый друг решил свить тут гнездо. Надо бы за ним присматривать.

Он сорвал с пояса кружку для подаяний и трижды ударил по ней чайной ложечкой – следующее задание.

Урок второй: раздеться до трусов, выйти во двор и ползать по-пластунски, подбирая осколки ракушек, пока не наберется ровно двести.

Нет ничего хуже, чем носить потом трусы, в которых ползал по двору калькуттского дома. С этим сравнятся разве что ощущения от порезов на локтях и коленях, исполосованных травинками и выброшенными бритвенными лезвиями. Я ползал едва не плача. В кожу впивались бутылочные осколки, но я изо всех сил старался думать о хорошем.

Разум подсказывал мне, что обучение заключается в преодолении себя. Успех в любом деле зависит от того, чем ты готов ради него пожертвовать. Наверное, необычные испытания призваны подготовить меня к изучению волшебства. «Без этих основ, – уговаривал я себя, – мне никогда не пройти всего курса обучения».

Вот уже три часа я ползал по двору, извиваясь, как червяк, но нашел только три осколочка.

Феруз пришел проверить, как у меня продвигаются дела.

– Кидай, что нашел, сюда. – Рядом с моим окровавленным локтем оказалась ржавая жестянка из-под табака.

Звук упавших в жестянку обломков ракушек не порадовал учителя – вместо водопада всего три капельки.

– Маловато тут ракушек, – посетовал я, уткнувшись лицом в грязь.

Но Хаким Феруз меня не слушал. Он уже шел обратно в тень.

Прошло еще три часа. Я нашел еще семь осколков ракушек. Беспорядочно тычась туда-сюда по двору, я размышлял, сколько еще несчастных новичков прошли через это испытание. Скудный улов наводил на мысль, что я тут далеко не первый. Неужели и Хафиза Джана тоже заставляли вот так ползать и собирать ракушки? По всей видимости, да. Уж не об этих ли суровых испытаниях он меня так настойчиво предупреждал? Чем больше я размышлял о системе обучения, тем больше у меня возникало вопросов. Неужели собирание ракушек – это обряд, через который проходят все, кто начинает заниматься магией? Что-то не верилось.

День сменился вечером, волшебник вернулся во двор после дневного сна. Он был чисто выбрит, одет в накрахмаленную габардиновую рубашку, брюки в елочку и янтарного цвета грубые башмаки. Он с высоты своего роста взирал, как я ползаю по земле на брюхе, будто крокодил. Спереди трусы на мне протерлись почти до дыр. Мое усталое, израненное тело пыталось приспособиться к новым условиям, я чувствовал себя помесью хамелеона с кротом.

Феруз вытащил из кармана часы, внимательно на них посмотрел и спрятал обратно. Я осмелился поднять глаза на Учителя. Секунду назад он возвышался надо мной, придирчиво меня оглядывая, будто сержант на смотре. И вот он уже развалился в шезлонге. И когда он успел сесть? Я не заметил даже, откуда шезлонг появился.

– Ну ты и перепачкался, – хмыкнул он, будто и впрямь ожидал чего-то другого. – Уже почти восемь. Иди-ка, вымойся. Скажи Гокулу, пусть даст тебе поесть и найдет какой-нибудь матрас. Завтра начинаем рано, так что советую хорошенько выспаться.

– Спасибо, – смиренно поблагодарил я, сам не зная, за что.