Ученик мага

Откуда ни возьмись появился Гокул – тот самый престарелый камердинер – и помог мне подняться. Большую часть дня я провел, ползая на животе, поэтому превращение из ползучей рептилии в человека прямоходящего далось мне непросто. Гокул понял, что мне трудно встать, поэтому велел лечь на веранде, а сам разулся и вскарабкался мне на спину, балансируя, точно гимнаст на бревне. Пальцами ног он проникал мне между ребер, расправляя каждую косточку. Потом я отпарился в старинной чугунной ванне, где мылись слуги, и Гокул обработал мне кровоточащие раны на животе раствором йода.

Потом он отвел меня на кухню.

– Жарко целый день на животе, – сказал он бодро.

– Да, тяжеловато пришлось. Очень пыльно.

Гокул положил мне из дымящегося горшочка даал и сукто – нарезанные кубиками жареные овощи.

– Завтра будет хороший день, – сказал он, видимо, в попытке меня подбодрить.

– Да? А вы случайно не знаете, какие планы у господина Феруза на завтра?

Камердинер переменился в лице.

– Съешьте-ка лучше еще даала – он придаст сил.

* * * *

Первый этап посвящения длился семь дней. Каждый вечер Гокул выпрямлял мне спину, топчась по ней своими шершавыми пятками, смазывал раны йодом и штопал трусы. Когда поблизости не было Феруза с его пронзительным взглядом, мягкосердечный камердинер бросал мне кусочек кокосового ореха или наливал кружечку бодрящего тамариндового сока.

Каждый день меня ждали новые, все более и более суровые, испытания.

Урок третий: выкопать во дворе яму в два квадратных фута площадью и два фута глубиной при помощи десертной ложки. Ложку держать только левой рукой.

Урок четвертый: бегать по двору задом наперед, держа в руках пятикиллограмовый кусок льда, обернутый мешковиной. Остановиться можно только, когда весь лед растает.

Урок пятый: взять кувшин со смесью риса и чечевицы и рассортировать зерна с завязанными глазами.

Урок шестой: поймать двенадцать тараканов, пользуясь только жестяной кружкой.

После недели таких измывательств я почти готов был сдаться. Испытания оказались действительно суровыми. Я вконец сбил себе все локти и колени, спина, казалось, вовек уже не разогнется. На руках не осталось живого места от порезов, а живот весь в ссадинах, как слива, что упала с самой верхней ветки. Лицо покрылось волдырями, глаза налились кровью и опухли от постоянного пребывания на ярком солнце. От беспрерывной возни в пыли раны никак не затягивались, а только становились глубже.

Феруз перестал быть для меня человеком большого мастерства и утонченности. Я уже тихо ненавидел все, что было с ним связано. Одевался он безупречно, носил пошитую на заказ одежду, волосы зачесывал назад – они лежали волосинка к волосинке, гладкие, будто мокрое птичье перо, от него пахло лосьоном после бритья. Я же превратился в его прямую противоположность. Даже перебирая рис с завязанными глазами, мог безошибочно определить, что он надо мной склонился – нежный аромат лаванды выдавал, что Учитель нагрянул ко мне с проверкой.

Может, в глубине души волшебник затаил злобу на Хафиза Джана? И теперь он получает истинное наслаждение, истязая меня просто так, из мести? Но с другой стороны пуштун ведь предупреждал о зверских методах Феруза.

В основе всех испытаний лежала боль. Такое чувство, что я то ли попал в тренировочный лагерь иностранного легиона, то ли прохожу ритуал посвящения в тайную секту. Одно можно сказать наверняка: такой кошмарный распорядок дня мог составить только отъявленный садист.

Феруз без устали выдумывал все новые и новые пытки. Чем больше боли, тем успешнее урок. Меня поддерживала лишь мысль о том, что путь к настоящему успеху пролегает через трудности.

Причудливые задания и оценивались странно. Когда мне удавалось выдержать испытание, меня бранили гораздо сильнее, чем после провала. Я не знал уже, что и думать. У меня опускались руки.

Пыток во дворе Ферузу показалось мало, и он придумал новые испытания. Бывало, он посреди ночи являлся в мою кишащую тараканами комнатушку в пристройке для слуг. Не представляю, как он ухитрялся ко мне попасть. После первого же вторжения я стал запирать дверь на засов и подпирать ее стулом. Мне было любопытно, как же Ферузу удается обойти все эти баррикады без единого шороха, но он был не из тех, кто благосклонно относится к расспросам о своих передвижениях. Оказавшись в моей комнате, он трижды ударял по кружке для подаяний – сигнал, что я должен быть готов.

– Есть! – хрипел я, не успев еще толком проснуться.

– Мне нужно, чтобы ты выучил стихотворение на бенгали. Приду – проверю.

На пол падали четыре отпечатанные листка.

– Но я же не умею читать по-бенгальски, – бормотал я, заранее зная, что это мне не поможет.

– Найди того, кто умеет, – отвечал мне Феруз.

Задолго до рассвета, я поднимал с постели Гокула, умоляя его прочитать мне стихотворение. И Гокул читал, не говоря мне ни слова в упрек.

На рассвете, с началом занятий, я просил волшебника проверить выученное стихотворение. Иногда он проверял. А иногда просто спрашивал:

– Выучил?

– Да, – отвечал я.

– Тогда зачем проверять? Мы ведь не в детском саду.

* * * *