Месячные у нее начались поздно, позже, чем у всех прочих девушек в деревне, и с их приходом она сделалась совсем другой. Она стала беспокойной, она сторонилась нас — даже меня, родной сестры, нежно любившей ее. У нее начались видения, ей стали сниться страшные сны: каждую ночь она просыпалась с криком, вещая о грядущих бедствиях. Днем же она впадала в транс — ведет себя, бывало, как обычно и вдруг погрузится в забытье. Очнувшись, она предсказывала, что случится в деревне: которая из девушек забеременеет, чьи свиньи захворают и когда пойдет дождь. Она даже смерть нашей матери предсказала — и очень мучилась, бедняжка.
Мы старались скрывать все это от односельчан, но вскоре поползли слухи. Сначала люди обращались к ней за предсказаниями, даже деньги предлагали, хотя она их никогда не брала. Но в будущем всегда таится больше дурного, нежели хорошего, и люди, озлившись, стали обвинять в этом сестру. Ее стали травить и обзывали ведьмой.
Однажды мужчины поймали ее около дома и избили до полусмерти. — Старуха утерла слезы. — Превратили ее красивое лицо в распухшую синюю маску, сломали ей обе руки и ребра. Она все-таки дотащилась до отцовской усадьбы — я и по сей день не знаю как. Меня послали за знахаркой. Но когда я вернулась с нею, сестра умерла. — Старуха глубоко вздохнула. — Ты, верно, спрашиваешь себя, зачем я рассказала тебе эту историю?
— Да, меня удивляет это, — с холодком ответила Мелли.
— Знахарка, увидев, что ничем уже не может помочь сестре, стала утешать меня. Она наказывала мне не думать о сестре дурно, что бы ни говорили люди. Она сказала, что все женщины с началом месячных обретают способность предсказывать будущее, и у некоторых она проявляется сильнее, чем у других. То, что произошло с моей сестрой, бывает не часто, но почти все женщины временами испытывают нечто подобное. Кого-то посещает прозрение, кто-то испытывает предчувствие — и эти явления особенно сильны, когда женщина теряет свою кровь. Это заложено в женской природе, и бояться этого не надо.
Старуха, избавив Мелли от необходимости отвечать, встала и разлила чай, источавший чудеснейший аромат.
— Выпей, — сказал она, ставя перед Мелли дымящуюся чашку, — и тебе станет легче.
Мелли отпила глоток — вкус был вовсе не таким, как она ожидала.
— Ну что, хорошо? — спросила старуха.
— Очень. Совсем не похож на тот, что... — Мелли хотела сказать «что заваривали в замке», но удержалась. Старуха нарушила неловкое молчание:
— Ты не должна беспокоиться, девочка, если тебя порой посещают предчувствия. — Мелли хотела возразить, но женщина замахала руками: — Нет, не отрицай этого. Я прочла это на твоем лице, как только ты вошла. Ты увидела что-то касающееся твоего друга. Не бойся, я не стану спрашивать что.
Они в молчании допили чай, и Мелли полегчало: спазмы прошли, и слабость в ногах исчезла. Старуха улыбнулась, видя, что Мелли выпила всю чашку.
— Теперь нам с тобой надо заняться шитьем и испечь кое-что, если вы надумали уходить завтра.
Мейбор только что устроил прелестницу Лилли камеристкой к госпоже Белинде и был весьма доволен собой. Правда, эта старая ворона Белинда долго кочевряжилась, утверждая, что теперешняя камеристка ее вполне устраивает. Но Мейбор понимал, что старая ведьма просто хочет выжать из него побольше, и в конце концов назначил недурную пенсию благородной, но обедневшей даме.
Он надеялся, что лукавая Лилли оценит его усилия — ухаживание за ней обошлось ему дороже, чем за обеими женами, вместе взятыми. Придется ей постараться, чтобы оправдать его затраты! Мейбору нравились как раз такие хитрые толстушки, как она.
В улыбке Мейбора таилась некоторая доля злорадства: старую Белинду не назовешь снисходительной госпожой. Эта ворона превратит жизнь девушки в ад. Напрасно Лилли надеется гулять по саду, украсившись своими лучшими лентами, — ей предстоит целыми днями гнуться за пяльцами. Это устраивало Мейбора как нельзя более.
Он был не дурак и понимал, зачем девушка так рвется в камеристки. Она думает, щеголяя в нарядных платьях, подцепить какого-нибудь дворянчика, который будет так глуп либо так влюблен, что согласится уронить себя, женившись на служанке. Мейбор знал таких, что женятся по любви или страсти, и считал их непроходимыми болванами — жениться надо на хорошем приданом. Дворянин, женившийся на простолюдинке, в глазах Мейбора не заслуживал даже презрения. Как бы там ни было, честолюбивая малютка Лилли просчиталась — с ее престарелой госпожой легкой жизни ей не светит.
И все-таки Лилли возбуждала его так, как давно уже не удавалось ни одной женщине. Он всегда больше всего ценил те вещи, за которые заплатил дорого. Мейбор ускорил шаг. Уже темнеет — Лилли, вероятно, ждет его. Он потер руки в предвкушении.
Придя к себе, он прошел прямо в спальню. Девушка ждала его в постели, укрывшись одеялом.