Ученик пекаря

Волосы упали ей на лицо золотисто-каштановым дождем. Как она еще молода! Анна, младшая из его сестер, была бы теперь таких же лет. Округлость щеки Меган и золото ее волос как раз и напомнили Таулу о сестрах. Таких же красивых, но в отличие от Меган целиком зависевших от него. Память вернула его к домику на болотах. Кроме него, Таула, у сестер не было никого — а он их предал.

* * *

Повитуха одобрительно кивнула. На ее переднике была кровь — кровь его матери.

— Ты принял мудрое решение. Пойду вскрою ее, пока пуповина еще держит. — Она хотела войти в дом, но Таул удержал ее за руку:

— Дай мне сперва повидаться с ней.

Повитуха, ворча под нос, все же пропустила его. Сестренки бросились доставать рыбу из мешка. Анна, которая только что научилась считать, принялась загибать свои пухлые пальчики. Сара, старшая, считала рыбу вслух.

— Одна лишняя, — сказала она, утратив свой важный вид. — Это малышу?

Таул кивнул и отвернулся. Слезы жгли глаза, и он смахнул их, пока сестры не увидели. Он не мог слышать, как они щебечут, выбирая маленькому самую большую рыбу.

— Может, вот эту? — спросила Анна, уложив большую рыбину себе на колени.

— Да, — сказал Таул, присев и обняв ее за плечи. — Конечно, малышу как раз такая и нужна. — Он поцеловал ее в щеку и протянул руку Саре. Она подошла и, как всегда, прислонилась головкой к его плечу. Он прижал ее к себе и погладил золотые волосики Анны. Тоненькие, как у младенца, — да она и есть младенец, ей всего-то пять годков. Обе слишком малы, чтобы говорить им правду. Таул крепко обнял сестренок, стараясь этим выразить то, что не мог высказать словами.

Тихая минута прошла, и он немного успокоился. Оставив сестренок на полу вместе с рыбой, он вошел к матери. Он сам скажет ей — она узнает все от сына, не от чужой женщины.

Запах ошарашивал. Мухи жужжали вокруг постели, садясь на сохнущую кровь.

— Таул, это ты? — тихо спросила мать. Он понимал, что ей страшно.

— Я, мама. — Он сел на табурет рядом с ней, отводя глаза от ее вздутого живота.

— Сколько нынче поймал? — Ей так худо, а она говорит о будничных делах. Не понимая по молодости лет, к чему ведет мать, он ответил столь же буднично:

— Девять, но клев был плохой.

Мать сочувственно вздохнула.

— Ничего — может, завтра уже столько не понадобится. Значит, она знает. Гора на миг свалилась с плеч Таула, но тут же вернулась, придавив его с новой силой.

— Мне так тебя жаль, мама.

— Ш-ш, Таул. — Она сжала его руку в своих. — Обо мне не беспокойся, твои сестры — вот кому ты нужен. Ты должен быть сильным ради них. — Во взгляде матери была такая сила — кто бы поверил, что она слаба? — Ты должен пообещать мне, что будешь заботиться о них. — Она сжимала его руку точно тисками.

— И о ребеночке, — полувопросительно-полуутвердительно сказал он.

— И о ребеночке, если он выживет.

* * *

Меган держала его за руку.

— Таул, что с тобой?

Под ним подкосились ноги, и он опустился на пол. Прошлое, вторгшееся в настоящее, сбивало с толку — на этот раз воспоминания упорно не хотели уходить. Ребенок выжил, и повитуха подыскала ему кормилицу. Каждодневной платой ей служили две рыбы — доля матери. Мать ошибалась — ему приходилось ловить столько же, сколько и прежде.

Меган протянула ему чашку с горячим напитком, и вкус апельсинов вернул его в настоящее лучше всяких слов. На болотах апельсинов не видывали.

— Прости, Меган, я еще не совсем окреп.

— Как же ты тогда думаешь отправиться в путь? Останься еще ненадолго. Не ради меня — ради себя.

Но он должен был уйти. Дело — единственное, что ему осталось, и он больше ничему не позволит стать на его пути. Видно, ему суждено всегда уходить вот так — нежно прощаясь — и больше не возвращаться никогда.

— Нет, Меган. Мне пора. — Он подыскивал привычные прощальные слова, но они не приходили. Меган сделала для него так много, что он не мог проститься с ней простыми фразами. Она заслуживала большего. Он взял ее лицо в ладони. — Я боюсь, что если останусь здесь ненадолго, то больше уже никогда не уйду. Тебе будет лучше с кем-нибудь другим. Ты многого обо мне не знаешь.

— Я знаю, что тебе плохо, — с нежностью сказала Меган. — Я вижу, что ты несчастлив. Но ты ошибаешься, думая, что, когда ты завершишь свои странствия и найдешь то, что ищешь, все наладится. Это не так — от твоих демонов тебя избавит не достижение цели, а любовь.

Неужели он настолько прозрачен? Или же она так проницательна и видит его насквозь? Таул приник губами к ее губам — иного ответа у него не было.

Когда порыв страсти миновал, сменившись тихой нежностью, Таул протянул Меган тугой кошелек.

— Возьми — теперь ты сможешь жить как сама захочешь. Заглянув в кошелек и увидев в нем много золотых, Меган отдала его Таулу.

— Не надо мне твоих денег — обещай только, что будешь себя беречь.

Таул нежно отстранил ее руку.

— Это не плата, это подарок. Пожалуйста, возьми.

— Мы еще увидимся с тобой? — покорившись его просьбе, спросила она.