Винефик проигнорировала слугу и сразу же направилась к кровати, где лежал его господин. Осиор опять был бледный и потный — но еще в сознании, хотя я видел, что каждая секунда бодрствования давалась магу огромной ценой, и он предпочел бы забыться в удушливой сладости дурмана.
— Твой ученик сказал, что магия отравляет твое тело, — сказала Витати, склонившись над кроватью учителя. — Из-за повреждений каналов. Это так?
Осиор сфокусировал взгляд на лице девушки и после секунды раздумий медленно-медленно кивнул.
По поджатым губам винефика я понял, что она хотела бы получить другой ответ. Но вот, Витати выпрямилась, а после обратилась к нам с Ирманом:
— Предупреждаю один раз. Если кто-нибудь когда-нибудь узнает, что я, винефик, сделаю сейчас с этим дробителем, вы все очень сильно пожалеете, понятно?
Она что, нервничает? Я посмотрел на обычно холодную и насмешливую Витати, которая сейчас будто бы пыталась набраться смелости.
— Ты собралась колдовать? Руну Вун? — осторожно спросил я.
— Что тут вообще творится?! — встрял Ирман. — Что она собралась делать?!
— Парень, вы, печатные маги, проталкиваете магическую силу через каналы. Даже колдуя истинный щит Ур, ты пускаешь силу через игольное ушко тех самых каналов. Истинные маги, такие, как я, не нуждаются в этом. Потому что за годы практики и обучения настоящей магии мы целиком становимся каналом. Мы не перегораем и не калечимся — максимум, погибаем, сжигаемые магическим потоком, — сказала Витати, проигнорировав Ирмана и глядя при этом в глаза Осиору.
Будто бы ее слова были обращены к учителю, а не ко мне.
— Поэтому ты и не мог исцелить мои раны там, в скалах. Я сопротивлялась, но не могла дотянуться до тебя. Так что пропускала через себя силу Вун, чтобы разрушить действие ваших мерзких печатей. Поэтому вы… справились только вдвоем, с использованием твоей дикой руны Инг.
Винефик сделала еще один шаг к кровати учителя, подойдя совсем вплотную, после чего положила ладони на грудь поясного мага.
— Ты мог бы стать моим четвертым кольцом, дробитель, — одними губами прошептала Витати.
Осиор же в ответ только криво усмехнулся.
А потом под ладонями девушки зажглось белое пламя — едва заметное, похожее больше на мягкое свечение магической свечи.
— Видимо, не сегодня, — выдохнув, прохрипел Осиор.
Мы же с Ирманом стояли, как вкопанные, наблюдая за тем, как дикий маг Келанда помогает трибунальному истигатору Круга.
— Пойдем, — тихо сказал Ирман, кладя руку мне на плечо, — в любом случае, если бы господин Осиор был против, он бы дал знать.
Ждали мы в главном зале. Ирман медленно потягивал пиво, я — легкий сидр. По тому, как нервно дергалось колено слуги под столом, я понял, что он волнуется, да и мне было сложно удержать себя в руках. А что, если Витати навредит учителю? Судя по удивлению Осиора, тогда, когда она снимала с него действие печати Эонх, происходило что-то неординарное. Я никогда не задумывался, может ли руна очищения помочь моему наставнику. Если бы он знал, что может — то магическое перегорание не было бы такой страшной участью. Но печать Вун — мощное колдовство огромной силы, которое способно буквально разорвать на части чужое заклинание. Истинная же руна Вун в руках Витати была мягким водным потоком, струящимся с кончиков пальцев смуглой девушки.
— Ну что? — Ирман вскочил со своего места, как только Витати показалась в зале. — Что?
— Все нормально, уснул, — тихо ответила девушка, усаживаясь за стол. — Никогда бы не подумала, что буду облегчать жизнь дробителя своей магией…
Винефик кликнула полового, который, хоть и чуть с ленцой, но принял заказ. Время обеда, а с учетом, что Осиор сейчас спит, мы наконец-то могли собраться втроем и не вслушиваться в каждый шорох, доносящийся из комнаты поясного мага.
— Боль ушла, насовсем? — задал я вопрос, который интересовал и меня, и Ирмана.
— Не думаю. Ему просто будет легче. И если я хоть что-то понимаю, магия должна сделать свое дело и выйти как обычно, со временем.
— А ты не могла своей руной сделать так, чтобы ждать не пришлось? — спросил слуга.
— Хочешь, я его убью? — резко ответила Витати. — Я винефик, а не целитель увечных истигаторов. Меня учили их убивать, а не спасать! И я вообще не имела представления о том, что такое возможно!
Витати за словом в карман никогда не лезла, но это всегда были колкие или едкие замечания. Чтобы так сердиться — это я видел от нее впервые. Так что дабы не злить дочь Келанда еще больше — а мы с Ирманом знали, что она без каких-либо проблем скрутит нас обоих в бараний рог — мы заткнулись и перевели тему на еду, которую уже стали подносить на широких плоских тарелках к нашему столу.
— Надо бы припасов сделать. Там мяса вяленого прикупить, рыбы сушеной… — начал Ирман. — И как господин проснется, я схожу на рынок, потолкую с купцами. Как ты говорил, Рей, звали того, что собирался на днях в Бенжу? Пирай?
— Угу, — ответил я, отправляя в рот целую ложку тушеной капусты и закусывая все это куском вяленой колбасы, — Пирай. Такой невысокий, остроносый. Увидишь — сразу поймешь.