Ученица Холмса

То, что Холмс был так возбужден, не давало никаких шансов дождаться его через два-три часа. Раздраженная, я передала список молодой женщине-полицейскому, приложив к нему свои последние деньги, и вернулась в кабинет без окон. И тут я вспомнила о посылке, которая пришла сегодня утром и которую я видела только издалека. Зайдя в лабораторию, я побеспокоила человека в белом халате, который стоял у стола с туфлей в руке. Он повернулся, когда я вошла, и я лишилась дара речи, когда увидела, что он держал в руке. Это была моя туфля.

Эта пара туфель, которая теперь лежала в лаборатории, была похищена из моей комнаты еще осенью. Я проходила в них неделю в октябре, а когда через две недели стала искать их, то не нашла. Это меня огорчило, но, откровенно говоря, больше потому, что я приняла это за признак рассеянности, которая с каждым днем прогрессирует. Я полагала, что где-то их оставила. И вот они здесь.

Я с облегчением заметила, что одежда была мне незнакома, хотя и соответствовала моему вкусу. Она была новой, купленной в большом магазине в Ливерпуле, и недешевой. Это было все, что могли выжать эксперты.

Записка, прилагавшаяся к посылке, лежала поодаль. Я подошла и взяла ее. Она была серой от порошка для выявления отпечатков пальцев, но бумага была слишком грубой, чтобы на ней остались отпечатки. Я прочла ее, автоматически отметив про себя особенности шрифта, и уже хотела было положить на место, как вдруг все внутри у меня похолодело. Да, это было слишком для одного дня. Я села на табуретку и через некоторое время поделилась с экспертом тем, что увидела. Когда появился Лестрейд, я сказала ему то же самое. Спустя некоторое время я вновь вернулась в кабинет без окон, куда женщина-полицейский принесла покупки, доложив, что отбирала все очень тщательно. Я пробормотала что-то о благодарности и села, погрузившись глубоко в свои мысли.

Когда ворвался Холмс с растрепанными волосами и горящими глазами, я уже пришла в себя и разбирала покупки. Увидев его, я вздрогнула и уронила ботинок.

– Боже мой, Холмс, где вы были, откуда этот ужасный запах? Полагаю, в доках, и, судя по вашим ногам, осмелюсь предположить, что вы лазили по отстойникам, но этот неприятный сладковатый дурман? Что это?

– Опиум, мое дорогое дитя. Его запах впитывают в себя волосы, одежда, хотя сам я его и не курил. Мне надо было быть уверенным, что за мной не следят.

– Холмс, нам нужно поговорить, но я не могу дышать в вашем присутствии. Здесь есть довольно приличный душ в отделении для заключенных. Возьмите эту одежду, но смотрите, чтобы она не соприкасалась с тем, что на вас сейчас.

– Нет времени, Рассел. Нам нужно убираться.

– Вовсе нет. – Моя новость была важной, но она могла и подождать, а это нет.

– Что ты сказала? – спросил он. Шерлок Холмс не терпел пререкательств, даже с моей стороны.

– Я знаю вас достаточно хорошо, Холмс, и догадываюсь, что нам предстоит долгое и опасное путешествие. Но если уж выбирать, что лучше – дышать этой гадостью или быть разорванной на куски взрывом бомбы, то я бы предпочла последнее. С радостью.

Холмс посмотрел на меня и, поняв, что меня не переубедить, замысловато, как заправский докер, выругался и выскочил за дверь, яростно требуя у бедного полицейского за дверью указаний по поводу душа.

Когда он влетел обратно, я была уже переодета в парня и готова идти. Мне в голову пришла мысль, что в этом путешествии с Холмсом новая одежда очень быстро превратится в обноски.

– Очень хорошо, Рассел, я чистый. Пошли.

– Здесь чашка чая и бутерброд, а я пока осмотрю вашу спину.

– Ради Бога, женщина, мы должны быть в доках через тридцать пять минут! У нас нет времени чаевничать.

Я спокойно села и положила руки на колени, с интересом наблюдая, как его скулы слегка покраснели, а глаза сузились от нетерпения. Он явно нервничал, потому что сорвал куртку так резко, что одна пуговица с его новой рубашки покатилась по полу. Я положила ее в карман и взяла марлю, пока он глотал свой чай. Рана почти зажила, и я обработала ее довольно быстро, так что через пять минут мы были уже на улице.

Мы устроились на заднем сиденье автомобиля, который ехал очень быстро. Водитель был больше похож на отъявленного хулигана, чем на владельца транспортного средства, но я ничего не сказала по этому поводу. Наконец, когда мы были уже к югу от моста Тауэр, Холмс нарушил молчание.

– Послушай Рассел, – начал он, – я не хочу, чтобы ты...

Но я прервала его, ткнув свой указательный палец ему в лицо. (Сейчас вспоминая все это, я удивляюсь, как могла я, девятнадцатилетняя девушка, тыкать пальцем в лицо человека втрое старше меня, да к тому же еще и моего учителя, но тогда это не имело никакого значения.)