Ученица мертвой белки. Книга 2

Рассыпавшись в извинениях, Амазонка собралась поднять порушенный предмет мебели, но Ведьма жестом остановила ее: суета была не к месту. Погружаясь глубже и глубже в прошлое, Ведьма вспоминала… Осторожно, боясь прервать ход ее мыслей, Амазонка спросила тихо-тихо:

– Какой он тебя создал?

Ведьма не отвечала. Не поднимая глаз, неслышной поступью, с дрожащей свечою в руке прошла она к зеркалу. И снова, как много раз до того, отраженное пламя опутало языками пустые щели глазниц, лишенный кожи череп, подернутые тленом кости лицевого скелета.

– Такой он создал меня, – мрачно промолвила Ведьма, оскалив зубы, при отсутствии кожи казавшиеся непомерно крупными.

Свеча погасла, исчезло и чудище. Ведьма отвернулась от зеркала, вновь засияв своею лживой инфернальной красотой.

– Может быть, тебе известно, кто создал меня? – спросила Амазонка.

– Я поведаю об этом позже, – ответила Ведьма, усаживаясь напротив подруги.

И ароматы талого воска и ладана постепенно наполняли хижину, пока Ведьма вспоминала… Ведьма говорила…

* * *

Итак, на дне каменного колодца квинтэссенцией своего темного начала, дремлющих на задворках души истоков зла, перевернутых ценностей, лжи и коварства, алчности и запретных страстей Мартин сотворил Ведьму. Явившись, ее действительный облик ужаснул Создателя. Тот содрогнулся, узнав в нем свое отражение, и одновременно торжествовал, ликуя сердцем, что отражение свершилось. Преисполнившись жалости к уродливому и злому существу, пробужденному к жизни одним эгоистичным желанием иметь в услужении проекцию собственной темной сути, Мартин наделил Ведьму чарами и Силой, способной ими управлять.

Создание стояло рядом, на расстоянии вытянутой руки. Желая дотронуться до Ведьмы, он протянул кисть. И тогда постиг новую истину – отражения нельзя коснуться. Видя, как сокрушен Создатель, Ведьма впервые заговорила:

– Отражение неосязаемо для своего Создателя. Ты коснешься своего отражения, лишь оказавшись в Зазеркалье. Я принадлежу Кладовой небыли.

Ее голос слышался издалека. Создание, будучи частицей его самого, оставалось недосягаемым.

– Кладовая небыли… – проговорил Создатель, вспоминая ушедшее, прошлое, потерянное.

И еще вчерашним умом понял он, что прошел испытание – не того ли от него ждали изобретательные устроители, лишениями и одиночеством вынуждая творить, распылять свое «я» на сущности, отражать и отражаться? Он помнил и то, что пройти испытание означало умереть. И живо представил, как кто-то вроде тихой и безупречно исполнительной Сильвы уже готовит для него операционную, где искушенный нейрохирург тщательно выкромсает его мозг, вычленив ту самую красную точку. Зачем? Что будет с этой точкой дальше – значения не имело. Надо было торопиться.

Ключ вновь приобрел ценность. Если ключ, открывающий портал, бесполезен здесь, что мешает воспользоваться им в Кладовой небыли? Себя ему не спасти: вскоре за ним придут или колодец исчезнет, канув в недра, – то или другое непременно произойдет, знаменуя его конец, когда лик его, Создателя, станет годен лишь на то, чтобы с легкой когтистой руки мастера камня пополнить барельеф колонного зала. Но сдержать данное Янке обещание все еще в его силах. Он понял это, когда вместе с воспоминанием о Кладовой небыли в памяти всплыл ее рассказ о человеке в варшавском метро, странно похожем на него самого, который «провожал» ее в Академию, вырисовывая в воздухе неясные знаки. Он помнил и то, что время – условность, поэтому то, что происходило в прошлом, вполне может проистекать корнями из будущего. Мартин подарит Кладовой небыли копию себя самого вместе с ключом, втиснутым в борозды старой раны, и Создание из Кладовой сослужит службу.

Пребывая на дне темного колодца, в ледяной ночи немеркнущих светил, Мартин, по крупицам перебирая, извлекал из себя, проецируя вовне, честность, благородство, храбрость до безрассудства и, разумеется, любовь до самоотречения, что явилась так несвоевременно. Для успеха возложенной на Создание миссии образ пришлось подрихтовать чертами, его Создателю вовсе доселе несвойственными: недюжинной физической силой вкупе с ловкостью, меткостью, приправив все это самоуверенностью и дерзостью.

До самого восхода Мартин прорабатывал детали образа, отдал последние силы, но воплощение того стоило. С первым лучом, позолотившим колодезную решетку, одетый в черную косуху, кожаные штаны, заправленные в высокие ботинки на рифленой подошве, перед Создателем предстал Охотник. Под опущенной на брови черной шапкой выделялись глаза – пронзительные, хищные, волчьи.

Если бы Янка имела возможность увидеть Создание, она бы непременно узнала в нем того загадочного попутчика из вагона метро, который, поначалу оттолкнув, позднее не на шутку захватил ее воображение, – попутчика, как две капли воды похожего на Мартина. Но Янки не было здесь, а Ведьма – была.