Читаем Ученица. Предать, чтобы обрести себя полностью

Я вернулась на кухню, сравнила чистое, сбалансированное уравнение с хаосом незаконченных вычислений и непонятных каракулей. Необычность страницы поразила меня: отец владел этой наукой, мог расшифровать ее язык и логику, мог ее согнуть, повернуть и выжать из нее истину. Но, как и все, что попадало ему в руки, она превращалась в хаос.


Тригонометрией я занималась месяц. Иногда синусы, косинусы и тангенсы врывались в мои сновидения. Мне снились загадочные углы и головоломные вычисления. Но никакого прогресса я не добилась. Я не могла научиться тригонометрии самостоятельно. Но я знала человека, которому это удалось.

Тайлер предложил мне встретиться у нашей тети Дебби, потому что она жила рядом с университетом Бригама Янга. Я ехала три часа. Стучать в дверь было неловко. Тетя была маминой сестрой, и Тайлер жил у нее, когда учился на первом курсе. Но больше я о ней ничего не знала.

Дверь открыл Тайлер. Мы устроились в гостиной, а Дебби занялась готовкой на кухне. Тайлер решал уравнения с легкостью, записывая пояснения к каждому шагу. Он учился на инженера-механика, был одним из лучших на курсе и вскоре собирался продолжить обучение в университете Пердью. Мои уравнения были для него словно семечки. Но если ему и было скучно, он этого не показывал, а лишь снова и снова объяснял мне принципы. Ворота немного приоткрылись, и я заглянула в щелочку.

Тайлер ушел. Дебби вручила мне тарелку с запеканкой. И тут зазвонил телефон.

– В Маладе произошел несчастный случай, – сказала она.


Мама мало что знала. Шон упал. Он приземлился на голову. Кто-то набрал 911, и его вертолетом отправили в больницу в Покателло. Врачи не были уверены, что он выживет. Вот все, что ей было известно.

Мне нужно было знать больше. Каковы шансы? Я хотела, чтобы мама сказала: «Они считают, с ним все будет в порядке» или даже: «Им кажется, мы его потеряем». Все, что угодно, только не мучительная неопределенность. Но мама твердила: «Они не знают».

Мама сказала, что мне нужно ехать в больницу. Я представила Шона на белой каталке, увидела, как жизнь покидает его. Меня охватило ужасное чувство утраты. Колени у меня подкосились. Но в следующую минуту я почувствовала нечто другое. Облегчение.

Надвигалась буря. В каньоне ожидалось три фута снега, а другой дороги в нашу долину не было. К Дебби я приехала на маминой машине с лысыми шинами. Я сказала маме, что не смогу поехать.


История падения Шона доходила до меня урывками и частями. Об этом мне рассказывали Люк и Бенджамин – они были там в тот момент. День выдался морозный и ветреный. Ветер поднимал тонкую пыль целыми тучами. Шон стоял на деревянной палете на высоте двадцати футов. В двенадцати футах под ним находилась недостроенная бетонная стена. Прутья арматуры торчали из нее, как тупые вертела. Я не знаю, что именно Шон делал на палете, наверное, что-то варил, он был хорошим сварщиком. Отец управлял погрузчиком.

Истории о падении Шона порой противоречили друг другу[4]. Кто-то говорил, что отец неожиданно дернул погрузчик и Шон не удержал равновесия. Но все сходились в том, что он стоял на краю, неожиданно оступился и потерял опору под ногами. Брат рухнул с двенадцати футов, тело его развернулось в воздухе, и он ударился головой о бетонную стену с торчащей арматурой, а потом пролетел еще восемь футов до земли.

Так рассказывали мне, но мой разум рисовал все иначе – на белой бумаге с ровными линиями. Шон поднимается, поскальзывается, падает, ударяется об арматуру и валится на землю. Я представляла себе треугольник. Все обретало смысл, когда я думала об этом так. Логика страницы ускользала от отца.

Отец ругался с Шоном. Шон был дезориентирован. Один зрачок у него расширился, второй нет, но никто не знал, что это означает. Никто не знал, что это говорит о кровоизлиянии в мозг.

Отец сказал, чтобы Шон отдохнул. Люк и Бенджамин помогли ему добраться до грузовика и вернулись к работе.

После этого все становится еще более неопределенным.

Я слышала, что через пятнадцать минут Шон вернулся на площадку. Отец подумал, что он готов к работе, и велел ему подняться на палету. Шон, который терпеть не мог, когда ему приказывают, начал ругать отца за все – за оборудование, чертежи, оплату. Он орал, пока не охрип. Когда отец подумал, что он успокоился, Шон обхватил его за талию и швырнул, как мешок с зерном. Прежде чем отец смог подняться на ноги, Шон убежал, подпрыгивая, завывая и хохоча. Люк и Бенджамин поняли, что происходит что-то странное, и бросились за ним. Люк догнал его первым, но не смог удержать. Подоспел Бенджамин, и Шон немного успокоился. Но скрутить его удалось только всем троим. Они повалили его на землю. Шон сопротивлялся и сильно ударился головой. В конце концов он затих.

Никто не говорил мне, что произошло, когда Шон ударился головой во второй раз. Случились ли у него судороги, началась ли рвота, или он просто потерял сознание. Я не знаю. Но это было так страшно, что кто-то – может быть, отец, может быть, Бенджамин – набрал 911. Никто из моей семьи раньше этого не делал.

Перейти на страницу:

Все книги серии Замок из стекла. Книги о сильных людях и удивительных судьбах

Дикая игра. Моя мать, ее любовник и я…
Дикая игра. Моя мать, ее любовник и я…

Жаркой июльской ночью мать разбудила Эдриенн шестью простыми словами: «Бен Саутер только что поцеловал меня!»Дочь мгновенно стала сообщницей своей матери: помогала ей обманывать мужа, лгала, чтобы у нее была возможность тайно встречаться с любовником. Этот роман имел катастрофические последствия для всех вовлеченных в него людей…«Дикая игра» – это блестящие мемуары о том, как близкие люди могут разбить наше сердце просто потому, что имеют к нему доступ, о лжи, в которую мы погружаемся с головой, чтобы оправдать своих любимых и себя. Это история медленной и мучительной потери матери, напоминание о том, что у каждого ребенка должно быть детство, мы не обязаны повторять ошибки наших родителей и имеем все для того, чтобы построить счастливую жизнь по собственному сценарию.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Эдриенн Бродер

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное