Ученица царя обезьян

Посмотрит какую-нибудь пустую новогоднюю комедию типа стопятисотых «Ёлок». Накрасится, оденется, сделает лёгкую укладку и поедет в центр. Пройдётся по шумной, праздничной театральной площади, сфотографируется со всеми Дедами Морозами, всякими снеговиками и пушистыми лошадками, катающими всех желающих по Московской, сходит в кино на вечерний сеанс, а к двадцати двум ноль-ноль войдёт в «Хэратс» и встретит Новый год с девчонками. Без всяких там ненормальных китайцев.

Она сделала глоток чая. Вновь открыла планшет. Комментариев было немного:

«А тебе говорили, не связывайся с китайцами!»

«Я вообще не понимаю, как можно ложиться с узкоглазыми, неграми и дагами».

«Пекинский университет объявляет следующий год Годом дружбы с МГУ…»

«Проверь квартиру, он по-любому что-то украл».

«Печальки-и…»

Она практически закрыла «окно», но последнее сообщение было в стихах:

Холод, холод, зима, зима…
Засыпает мой путь вьюжно.
В шубы кутаются дома
Дружно.
Как мороз пробирает грудь,
Ветер тучи кидает вольно,
И у сердца короткий путь,
Больно.
Хлопья крупные, как творог,
Засыпают весь день вчерашний.
А решишь шагнуть за порог –
Страшно.
Так бы вдруг разорвать стихи,
Поцелуя ждать под омелой.
Ночь укроет мои грехи
Белым.
Верить в то, что напишет бог.
Под луною разбойным свистом
Целовать ледяной цветок
Чистым.
Замерзающий человек,
Я вернусь сквозь века и грезы
И сниму с твоих мягких век
Слёзы…

– И вовсе не в тему, – вздохнула она, чувствуя, как тяжелеет комок в горле.

За окном опять шёл снег. То, что солнце встало, было ясно по изменившемуся цвету серого неба, полностью обложенного снежными тучами. Ольга поставила кружку с недопитым чаем на стол, влезла в джинсы и свитер, накинула шапку и пуховик, подхватила рюкзак и в коротких зимних сапогах вышла из дома.

На остановке все были шумными и радостными. Девушка тяжело смотрела на них исподлобья и молчала. Только в автобусе она вспомнила, что не взяла наушники, и, коротко вздохнув, отвернулась к окну.

На Театральной площади уже катали в колясках всех, кто готов был заплатить. Дети неслись со снежных горок, голубые ели были украшены гирляндами, которые вечером будут светиться и сверкать. Ольга прошла мимо площади, не останавливаясь.

Дошла до улицы Чапаева, а потом до Рахова, где повернула с Московской вправо. Кажется, поднялся ветер. Она долго шла, ни о чём не думая, а ледяные снежинки летели ей в лицо, комками налипая на нарощенных ресницах. Ну и пусть. Пусть.

Девушка пришла в себя, только когда цивилизованная часть города осталась позади и начался глубокий частный сектор, упирающийся в подножие горы. Ольга остановилась, спрятав руки в карманы. Где же это? И зачем она вообще пришла сюда?

…Пару минут она оглядывалась по сторонам, щурясь от крупного частого снега, пока не разглядела знакомые белые стены, возвышающиеся над почти ушедшими в землю старыми домишками, как крепость. Там всё было, как и тогда.

Безлюдный двор, занесённый снегом почти по пояс. Лай собак из соседнего перекрёстка. Закрытые ворота непонятно как работающего отеля. Но что-то выбивалось из общей картины. Быть может, фигура мужчины, сидящего у забора?

Китаец был почти полностью заметён снегом. Возможно, она бы и не узнала его, если бы не яркий розово-голубой шарф, её шарф, мелькнувший среди всей этой зимней белизны, как светофор. Её учитель сидел, привалившись к столбику ворот и обхватив руками колени, и спал. Или уже нет?!

– Укун, – осторожно позвала девушка, опускаясь на колени рядом с ним и стряхивая снег с его головы, лица и плеч. – Укун! – повторила она громче и сильно толкнула его в плечо, но он не отреагировал.

«Скорую»? А он без полиса. И сколько ему лет? Он утверждает, что больше тысячи! Сколько же он тут сидит? Какова степень обморожения? Что сказать диспетчеру? Есть ли пульс? А у него вообще был пульс? Он же демон…

– Укун!!! – изо всех сил заорала блондинка ему в лицо.

Его белые от снега ресницы дрогнули, и через несколько долгих мгновений китаец открыл глаза.

– Укун! Ты жив! – Ольга счастливо затрясла его за плечи, не зная, реветь или смеяться.

– Мата? – с озадаченным взглядом спросил он. – Кто ты, благочестивая сундари, разбудившая меня от белого сна вечности?

– Чё?.. – на секунду зависла девушка. – В смысле – кто я?! Это же я, Ольга!

– Мата Ольга, зачем ты трясёшь меня за плечи?

– Да потому что я рада тебя видеть и рада, что с тобой всё в порядке, Укун!

– Кто такой Укун, с которым ты говоришь, благочестивая? Разве в этой белоснежной пустоши есть ещё кто-то, кроме нас двоих?