Ученые досуги Наф-Нафа

«Москва» те же цеха, только «генералов» назначает государство, которому нужны «заслуги». Во многом объективно, поскольку оценивают не по внутрицеховой иерархии, но по реальным заслугам — «по делам». Государство властной рукой вырывает художника из зацикленности на проблемах искусства, обращая «лицом к миру». Иное дело что дела художника служат не искусству, но потребностям власти. Поэтому в равной мере на верху может оказаться и гений и посредственность. Современникам и потомкам приходится только строить догадки об «истинном замысле» художника, безотносительно был ли таковой или нет.

«Париж» судит по гамбургскому счету, поскольку «богема» устроена по принципу равенства. Только признанный большинством членов считается гением. Более того — непризнание публикой есть заслуга, а не провал. «Публика» по определению не может распознать гения. Только революционер может оценить всю прогрессивность идеи. Иное дело, что эпитет «гений» богема присваивает слишком часто, но это имманентный признак революции, поскольку она совершается «здесь и сейчас», оценивая только реальные шаги в сторону «прогресса».

«Нью-Йорк» дает пожалуй самую простую и самую буквальную гения — в суммах гонораров. На первый взгляд все верно: «Если ты такой умный, почему такой бедный?» Как видно из предыдущего разбора то между рынком и художником стоит торговец, что может быть совмещен в одном лице с художником, но в любом случае это две разные профессии. С точки зрения рынка гений тот, кого «оплатит» большая часть покупателей. Определение в своем корне абсурдное.

То есть истины нет? Пожалуй в «культурных столицах» ее сложно сыскать, поскольку это лишь механизмы, «фабрики художественных изделий». Вопрос придут ли на них гении или посредственности уже совсем иной.

Как всякому развитому организму необходима ДНК (Венеция), сердце и мозг (Париж), жесткий скелет и развитая нервная система (Москва), так же необходимо ему деление и обновление клеток их рост и развитие (Нью-Йорк). Рассмотренные выше схемы культурных столиц лишь жалкие схемы, плоские упрощения. Если воспринимать понятия буквально, то вообще окажется невозможно созидание. В реальной жизни художественные города-символы сосуществуют совместно. В каждой «столице» свои пропорции: «академики» / «авангардисты» / «госслужащие» / «коммерсанты». В каждом случае доминирует своя тенденция определяя парадигму искусства конкретной столицы.

Так в «Москве», где все подчинено единому, одни будут утверждать «незыблемость вечной традиции» отчего расплодятся когорты различных «-ведов», вроде пушкинистов. Другие будут вольничать сверх меры, третьи стеной стоять на страже искусства социалистического реализма утверждая и насаждая его даже в туалете, четвертые будут видеть в любых, даже самых сверхидеологизированных подрядах только кормушку. Все за государственный счет, поскольку иного нет или альтернатива слишком ненадежна.

Художники всегда будут выделять «доминанту», одновременно сохраняя в голове все четыре стремления, создавая невероятную путаницу и подмену понятий. Будут вечно метаться от «Москвы» до «Нью-Йорка», к «Парижу» в сторону «Венеции». Поскольку всегда будет тяга у творцов как к «высшему призванию и служению»[121]; и тяготение к богатой и насыщенной работой жизни; равно как и страсть устроить переворот в искусстве — к созданию шедевров, что будут оценены не рынком, не государством, не толпой, но гениями подстать тебе самому; так и извечное желание приобщится к высшим достижениям культуры, желание встать в ряд с великими бессмертными из далекого Ренессанса. В этом стремлении к туманным горизонтам будут художники маяться в круге пока не потянет в «Барбизон».

Сложно удержаться от еще одной аллегории: общение с «Венецией» можно сравнить с бурным романом со стареющей умной и невероятно красивой женщиной, с морщинками у глаз и дряблой кожей на шее, каковые похотливы (ведь скоро климакс!), изобретательны и опытны, потому всегда доминируют в паре. «Париж» — разнузданный промискуитет со сверстницами и молодухами, трахающимися более от нечего делать или подражая окружающим. Еще неизвестно что из этого получится: венерическая болезнь или случайно зачатый ребенок. Где лидируешь насколько потенции хватает, поскольку секс здесь не только образ жизни богемы, но подобно абсенту путешествие за вдохновением. «Нью-Йорк» — жизнью с женой (контракты с галереями и продюсерами подобны браку), самозабвенно, размеренно или вяло, чинно или скандально, чтобы на первых полосах таблоидов аршинными буквами, но всегда вместе… Ну а «Москва», тут уж задницу подставлять надо. С охотой или без, это уж как кому нравится. «Будет ли она подмахивать?»