Чтобы увидеть свое отражение в чужом зеркале надо манифестировать себя в простых внешних эффектах, надо быть «ярким», броским реализуя тягу к показному, нарочитому. К фарфоровым лебедям и розочкам, к сплошной сусальной позолоте и глянцу, бахроме и плюшу. Садовым гномикам кричащих расцветок, портретам розовощеких младенцев. К красивости вместо красоты, к бытовой пошлости. В Провинции все слишком, словно в пародии на себя. Эффект зеркального отражения усиливает изображение объекта. Wenn ein Affe in den Spiegel hineinguckt, kann kein Apostol heraussehen[124]
.Подразумевается что частная, скрытая от чужих глаз личная жизнь обывателей состоит из сплошных отступлений от общепринятых норм поведения. Что делает провинциальную жизнь «частной»: тайное нарушение общепринятых норм создает иллюзию «истинного» существования. «Если все чисто, зачем скрывать?». Твоя жизнь вызывает пристальный интерес соседей заставляя вечно бдеть «всеобщее недремлющее око».
Условием игры является правило скрытия от глаз соседей своей «частной жизни». Каждый семейный дом превращается в «дом волшебный», в подобие «чудесной» китайской шкатулки с двойным (или тройным) дном, потайными отделениями, выскакивающими чертиками, острыми иглами в пазах, и какими-нибудь копеечными бусами речного жемчуга под кнопкой «с секретом». Вместо собственных особенностей нарочито выставляется напоказ уютный и тихий уголок в достатке и покое. За неимением явных девиаций соседи выискивают отклонения в канонической расстановке комодов и слоников, поскольку именно отклонения от нормы дают основную пищу разговорам.
Складывается стандарт, «норма» определяемая формулой: «все как у людей». Проекция во вне представления об идеальном жилице как идеальном устройстве мира. Нечто «сверх нормы» допускается, но не более одного-двух наименований — предмет законной гордости хозяев и законной зависти соседей. Отличие, «самость», вид соревнования, временного возвышения пока и у соседа не появится (отразится) подобная вещь. Игра должна вестись по правилам: богатство, если таковое имеется, нельзя выставлять все и сразу. Риск оставить соседей далеко внизу, выпасть из их круга еще не войдя в иной круг общения достойный твоих сокровищ. Бессмысленно выигрывать в игре если выигрыш лишает тебя твоего мира. Куда достойней всю жизнь соревноваться, разделяя время жизни на череду маленьких но гарантированных триумфов.
В соревновании новинок сквозит иная потаенная страсть от которой показно отказываются. Таимая, она остается у всех, становится скрытой пружиной жизни. У них есть мечта! главная и тайная греза их жизни ради которой ежедневно откладываются гроши в мошну, копят на «черный день», на образование детей, на обзаведение собственным делом или частным домом. Стать выше других, больше своего отражения! Вырваться из суровых пут и встать над миром. Сделаться самым богатым, самым знаменитым, самым, самым… свободным. «Выйти в люди». Вырваться из пут чужого мнения, плюя на всех, самому устанавливать законы мирозданья. Бездна над головой. Только бы набраться смелости.
Смелости этой как раз не хватает — общественное мнение здесь самая надежная страховка. Горе если обыватель из зазеркалья однажды увидит воплощение своей мечты, если все вокруг вдруг наберутся смелости. Горе коричневого цвета.
Еще одна любимая игра зазеркалья: «погоня за призраком». Поскольку истинных новостей нет, все про всех давно известно — все является лишь отражением отражений, начинается поиск «первого отражения». «Я первый об этом узнал!». «Первое» значит «истинное», наименее искаженное. «Первый» означает «приближенный к истине», «заслуживающий истинного доверия». То есть «первое зеркало». Достаточно чтобы тебе пожал руку градоначальник, чтобы прослыть чуть ли ни его «особо приближенным лицом» и потом еще долго ходить выпятив грудь колесом. Отсюда маниакальная погоня за новостями, слухами. «Услышать первым» означает практически «стать первым». За этим кроется желание стать истинно первым, при всей невозможности превратиться в news-maker[125]
. В мире Провинции нельзя стать истинно оригинальным — оригинал противоречит основным законам существования этого мира. «Истинное» где-то там, далеко, точнее «высоко» — в столицах. Только там знают высшую истину, не потому что знают, но потому что достигли высокого положения — «начальство».«Здесь» невозможно беспристрастно оценить что-нибудь. Оценить по существу дела. Высшую оценку дает исключительно успех в глазах толпы, причем толпы «столичной», «высшей». Не сыскавший признания в столице, тем паче не найдет его дома. Но достаточно лишь короткой заметки в столичной газетенке, чтоб в родном городке «гения» вознесли до небес.