Ученые скрывают? Мифы XXI века

Есть ли у понятия расы научная, объективная основа? Для ответа на этот вопрос посмотрим, как антрополог использует информацию о расовом типе людей. Неужели он будет делать выводы об их «расовой неполноценности»? Ни в коем случае.

Для начала важен сам факт, что антрополог может определить, к какой расе относится тот или иной человек (или его череп, если речь идет об останках). Единичную находку идентифицировать получается, конечно, далеко не всегда. «А вот группу – посчитав средние значения и стандартные отклонения – вполне можно, – объясняет антрополог Станислав Дробышевский. – Раса – это по определению характеристика группы, а не индивида (как в демографии: нельзя посчитать среднюю рождаемость или смертность одного человека, а группы – можно)»{276}.

И какая же польза от знания антропологического типа?

Ну, например, мы нашли останки группы людей, чьи расовые признаки резко отличаются от типичного для данной местности населения. Какой напрашивается вывод? Правильно! Что мы столкнулись с мигрантами. И, если у нас есть соответствующие знания, можно назвать и примерный регион, откуда пришли эти люди.

Для того чтобы увидеть, как действует данный принцип, отправляйтесь в абхазское село Адзюбжа. Это место знаменито тем, что в нем и в его окрестностях живут люди с ярко выраженными африканскими чертами. Их так и называют – абхазские негры. Допустим, раса – фикция. Почему же никто не считает, что негроидные черты сами собой «случайно» возникли у местного населения? Жители села считают себя абхазами и говорят только по-абхазски. Но не нужно быть специалистом, чтобы догадаться: предки абхазских негров прибыли в эти места издалека. По одной из версий, абхазские негры – потомки рабов, которые то ли спаслись с корабля, разбившегося у черноморского побережья нынешней Абхазии, то ли были специально ввезены для работы на абхазских плантациях.

А вот пример, свидетелем которого был я лично в 2013 году, находясь в археологической экспедиции у села Войтенки (Харьковская область). При раскопках могильника черняховцев (V век нашей эры), среди десятков вполне европеоидных костяков, вдруг нашелся женский череп, который Станислав Дробышевский по всем признакам отнес к негроидной расе. Так что же, «рас нет»? Или все-таки объективная реальность заставляет нас задуматься: почему здесь, среди суровых остготов, оказалась женщина столь экзотической внешности?

Как видим, прояснить картину миграций, торговых маршрутов или военных походов историкам помогает объективное знание антропологических типов, то есть попросту рас.

Неандертальцы возлагали на могилы своих сородичей цветы

У научно-популярных произведений есть серьезный недостаток – их авторы далеко не всегда сообщают читателю, где в их повествовании заканчиваются твердо установленные факты и начинаются гипотезы. Писателей можно понять! Если постоянно вставлять в текст «предположительно», «вероятно», «возможно», «некоторые специалисты считают, что…», будет неинтересно читать. Но получается, что те, кто должен бы нести в массы свет научного знания, одновременно с этим формируют новые научные мифы. Увы, нередко сами находясь у них в плену.

Интересно проследить, как труды писателей и режиссеров преобразили образ неандертальца за последние сто лет. Из сутулого, злобного и тупого троглодита наш герой превратился в доброго лесного эльфа – философа, друга животных и музыканта (не верите мне – посмотрите, например, французский фильм «Последний неандерталец» 2010 года). Неандерталец мечтает. Неандерталец осуждает варваров-кроманьонцев, творящих беспредел на его земле. Неандерталец скорбит об усопших товарищах. На могилу своей мамы он принес омытый слезами букетик незабудок. Зрители тоже подносят к глазам платочки.

Поплакали – и хватит. Давайте выяснять, откуда взялась история с букетиком.

Знаменитая иракская пещера Шанидар раскапывается с 1953 года. Археологи нашли в ней останки десяти неандертальцев – семи взрослых и трех детей.

Когда в 1972 году французский палинолог Арлетт Леруа-Гуран изучала образцы грунта из погребения Шанидар IV, она обратила внимание на удивительную деталь. Большинство образцов содержали один и тот же набор пыльцы, характерный для этой местности. Однако два образца резко выделялись – в них Леруа-Гуран нашла скопления цветочной пыльцы, не менее чем по 100 пыльцевых зерен в каждом. Такое бывает, если в почву попадают целые бутоны. Пыльца относилась к семи видам растений – эти цветы и сейчас растут в Ираке.

«Могли ли они случайно попасть в пещеру?» – задался вопросом археолог Ральф Солецки. Могила находилась в 15 м от входа. Ни деятельность птиц или грызунов, ни окаменевшие фекалии, по мнению археолога, для объяснения не подходили. Интересно, что в одном из образцов ученые нашли крыло насекомого, вероятно, бабочки. Не на могильные ли цветы она прилетела 60 000 лет назад? Солецки представил находку как часть погребального ритуала: букеты на могиле либо подстилка из цветов и веток, на которую уложили покойника{277}.