Ученый из Сиракуз

Они снова были в парадном зале дворца, где два года назад Архимед читал гостям Гиерона книгу «Об устройстве небесного глобуса». Так же падал через проем в потолке пронизанный пылинками столб света. Два десятка тех же кресел стояли полукругом в два ряда напротив возвышения с царским троном. Но, казалось, изменился самый воздух дворца. По желанию Гиеронима зал украсили развешанным по стенам дорогим оружием. На торцевой стене, где раньше расстилался искусно написанный идиллический пейзаж, теперь лилась кровь, падали сраженные воины, и сталь пробивала доспехи. Роспись стены была еще не закончена, и ее правую половину скрывала занавеска. Вероятно, там художники предполагали изобразить победителей, потому что левая, готовая часть картины представляла бегущих в ужасе людей, которых поражали торчащие из-за занавески копья. Роспись производила неприятное впечатление и еще больше сковывала приглашенных.

Гераклид сел за креслом учителя около Магона, который устроился позади астролога. Ему хотелось получше разглядеть Фемиста, ставшего недавно мужем Гармонии, но тот откинулся на спинку кресла и скрылся за грузной фигурой своего отца Полиена.

Гиероним вошел через парадные двери в золотой короне и пурпурном плаще. Царя сопровождали Андронадор и Зоипп, следом двигался Диномен с четверкой телохранителей. Гиероним уселся на трон и разместил руки на подлокотниках, которые были ему высоки.

Апдронадор и Зоипп сели на возвышении справа и слева от него. Гости встали, приветствуя царя. Жестом он позволил им сесть.

— Ну вот мы и собрались! — с излишней непринужденностью начал Андронадор. — Сегодня Гиероним пригласил нас, самых близких себе людей, чтобы в дружеской беседе обсудить дела, важные для судьбы государства, а именно отношения Сиракуз с Римом и Карфагеном.

Андронадор начал с восхваления былой доблести сиракузян. Он говорил о стратеге Гермократе, отразившем нападение войск Афинского морского союза во главе с Никеем и Алкивпадом, о победах Диониссия Старшего над Карфагеном и об отчаянной храбрости Агафокла. Не забыл он и о победах Гиерона над мамертинцами. Закончив вступление, Андронадор повел речь о том, что часть Сицилии, которой владеют сейчас Сиракузы, мала и не соответствует могуществу города. Он говорил о том, что Рим, ослабленный после сражения при Каннах, уже не способен более удерживать Сицилию, что Сиракузы, вступив в союз с Карфагеном, могут потребовать у союзника после победы над Римом часть острова, по крайней мере, до долины Гимера. Изложив план военного союза с Карфагеном, Андронадор предложил желающим высказаться.

Гости молча переглядывались.

— Что же вы молчите? — спросил Гиероним. — Не бойтесь меня, говорите все, что думаете.

В этот момент Гераклид понял, что одной из причин, по которой он избегал дворца, был страх. Вроде бы ему ничего не угрожало, но, несмотря на это, он ощущал в себе противную неуверенность, от которой некуда было спрятаться.

Первым нарушил молчание Архимед.

— Я не политик, государь, но хочу высказать тебе свое мнение, — начал он. — Твой дед благодаря своей мудрости дал городу больше сорока лет наслаждаться миром…

— Да что вы все ставите мне в пример деда? — обиженно оборвал его Гиероним. — Как сговорились. Попятно же, когда дед стал стар, то захотел покоя. А в молодости он еще как воевал!

— Ты не дослушал меня, — сказал Архимед.

— Продолжай, — небрежно кивнул Гиероним, — только ближе к делу.

— Я хотел сказать, что твой дед Гиерон годы мира использовал для того, чтобы укрепить город, и затратил на это огромные средства. Я построил в ту пору по его просьбе множество военных машин, улучшил многие из городских укреплений. Хочу сказать тебе, что в случае войны у войска будет крепкий тыл. Сиракузы практически неприступны.

— Вот это речь! — воскликнул Гиероним. — Ну, кто еще что-нибудь скажет?

Отозвался Полиен. Он говорил долго и путано, приводил доводы «за» и «против», и, когда кончил, осталось неясным, что он, собственно, хотел сказать. Говоривший за ним Колон со страстью поддержал Андронадора. Он вспоминал о прошлых победах Сиракуз, взывал к славе предков, откровенно льстил Гиеропиму.

Гераклид наклонился к Архимеду:

— Почему ты высказался за войну?

— Потому что она неизбежна, — тихо ответил ученый. — Потому что вот-вот Карфаген начнет отвоевывать у Рима Сицилию, и нас все равно втянут в нее. Стоит пунийцам высадиться, Аппий немедленно потребует размещения у нас римского гарнизона. И тогда конец независимости Сиракуз. Как это ни печально, Гераклид, нам придется драться, и будет лучше, если мы подготовимся загодя.

— Гиерониму ты не сказал этого! — шепнул Гераклид.

— Всякому приятно думать, что он поступает по своей воле, а не под давлением обстоятельств, — ответил Архимед.

А Колон тем временем воспевал молодую отвагу государя, клялся в верности, рвался в бой, призывал отомстить римлянам за поражение Гиерона под Мессинцй.

— Ты здраво рассуждаешь, — похвалил его Гиероним.