Архимед прошелся вдоль торцевой стены помещения, достал стрелу из ящика, который стоял под висящими рядком луками, уселся в углу и начал набрасывать на полу какое-то геометрическое построение.
— Новый многогранник? — спросил Гераклид.
— Орбита Сатурна, — сказал ученый и нацарапал на камне несколько линий.
Не желая мешать учителю, Гераклид отошел к окну, глядевшему на север. Обычно оживленная, дорога к Мегаре была пуста. И ни один парус не белел в море.
Вскоре комендант вернулся. Он подошел к Архимеду и покачал головой, разглядывая чертеж.
— Я свободен, — сказал он, — и готов рассказать тебе новости. Или… теперь занят ты?
— Нет, — Архимед положил стрелу на подоконник, — рассказывай.
— Сегодня ночью все, кто успел укрыться в леонтинской крепости, ушли через подземный ход. Спаслись Гиппократ с Епикидом, больше тысячи воинов и немало леонтинцев. Братья с остатками войска направились в Гербес. Но теперь они неизбежно попадутся либо римлянам, либо карателям Диномена.
— Ты так считаешь?
— Да. Насколько мне известно, Диномен, узнав о захвате Леонтин, остановился около Мегары. Оттуда до Гербеса рукой подать.
— Аполлонид предал Леонтины, лишь бы удержать власть, — сказал Архимед.
Фплодем подвинул табурет, сел напротив ученого.
— Архимед, — проговорил он, — ты знаешь, я восхищаюсь твоей мудростью, но прошу тебя, не обсуждай со мной распоряжений моего начальства. У военного человека не должно быть привязанностей или антипатий, он должен выполнять воинский долг, не рассуждая и не щадя жизни. Долг же состоит в подчинении властям. К тому же ты судишь Аполлонида несправедливо. Ты настроен на войну с Римом, а он пытается восстановить с ним союз. А в раздоры между Аполлонидом и Гиппократом я не желаю ни вникать, ни вмешиваться.
— А если Марцелл потребует размещения в Сиракузах своего гарнизона, и Аполлонид прикажет тебе убираться и передать крепость какому-нибудь центуриону, ты тоже не станешь задумываться?
— Я же просил тебя не говорить со мной об этом! — устало взмолился Филодем.
Он встал, зашагал по комнате, отругал пробегавшего мимо воина за плохо начищенный шлем и остановился у окна, заложив руки за спину.
В помещение влетел молодой воин и доложил Филодему, что на дороге показался отряд конницы.
— Большой? — спросил комендант.
— Похоже, нет.
— Ладно. Продолжайте наблюдать.
Гераклид посмотрел на дорогу, но не увидел ничего, Кроме облачка пыля, поднимавшегося вдали, за белыми домиками селения Трогил.
— Наконец-то, — с облегчением сказал Филодем.
— Ты ждал этих конников, — спросил Архимед, — и знаешь, кто они?
— Понятия не имею, — ответил комендант, — но раз уж они появились, Гексапилы им не миновать. А я любые вести предпочитаю неизвестности.
Он снова уселся напротив Архимеда и принялся доказывать, что защитники крепости не должны вмешиваться в усобицы.
— Когда убили Гиеронима, — говорил он, — и Андронадор и Аполлонид посылали ко мне за помощью. Но я сказал — нет. Наше дело — защищать город от внешних врагов, во внутренние распри мы не лезем.
Чувствовалось, что комендант больше, чем Архимеда, хотел убедить в своей правоте самого себя.
— Эврика! — неожиданно проговорил Архимед. — Я нашел.
— Что? — не понял Филодем.
— Новый способ определения расстояний до Юпитера и Сатурна, мой друг, способ, для которого нам не нужно никаких новых наблюдений.
— Всемогущие боги! — воскликнул комендант. — Этот человек еще может размышлять о планетах!
— Если считать их орбиты гелиоцентрическими, — обернулся Архимед к Гераклиду, — то размах их попятных движений составит тот же угол, под каким орбита Солнца будет видна с этих планет. А размахи попятных движений нам известны.
— Для Юпитера тридцатая доля окружности, для Сатурна шестидесятая, — растерянно добавил Гераклид.
— Вот и все. Поэтому, пока есть время, мы их можем вычислить. Возьми там на стенке абак и садись считать.
— Как ты можешь? — изумился Филодем.
— Гексапилы конникам не миновать, — Архимед с улыбкой повторил слова коменданта, — а я всегда предпочитаю ожиданию какое-нибудь дело.
Гераклид подсел к учителю, и они, не обращая внимания на окружающих, погрузились в вычисления. Числа теперь получались намного больше прежних, но на этот раз Архимед против обыкновения грубо округлял их, отбрасывая иногда даже мириады стадий.
— Потом посчитаем точней, — торопился он, — сейчас я хочу узнать, о каких величинах идет речь.
Гераклид не совсем понял ход решения, но счет успокаивал, и он со страстью принялся подсчитывать поперечник правильного тридцатиугольника со стороной, равной диаметру солнечной орбиты.
Расчет велся приближенно, и ответы были получены быстро.
— Хороши же мы с тобой! — сказал Архимед. — С Юпитером промахнулись в десять раз, а с Сатурном в двадцать. Теперь понятно, почему они почти не меняют блеска, ведь относительное изменение расстояний совсем невелико.
— Это очевидно, — согласился Гераклид.