Учиха Саске из клана Редисок

Так я стал кем-то вроде тайного охранника Учиха Итачи, который должен будет появиться на сцене в определённый момент, а пока был козырем в рукаве. Сакура ещё в Стране Травы отрезала ему палец с тем кольцом: так удалось снять артефакт и приживить палец обратно. Кольцо же запечатали в свиток и отдали на изучение Цунаде-сама.

Мы уже неделю жили в Конохе, и Итачи почти не выходил из роли, на случай, если за нами всё же кто-то будет следить. Даже его слова всегда можно было интерпретировать, как бред сумасшедшей.

И, как сказал мне «уважаемый старший брат», когда я спросил его, почему он всё же всё это делает: «мир качнулся, и мы успели его поддержать, чтобы он не упал. Но он не вернулся в исходное положение, значит, это ещё не конец».

Да, это ещё далеко не конец.

Как говорится: «Продолжение следует…»

Часть 3

Глава 1. Мимолётная

Осень и зима промелькнули незаметно. Казалось бы, только в начале августа, то есть месяца лошади, мы с Итачи прибыли в Коноху, как наступил собака-декабрь, а за ним и январь.

Жизнь «с матерью» постепенно вошла в определённую колею. К нам «по-соседски» довольно часто заглядывал Шикамару, он приносил с собой доску и играл с Итачи в шоги.

Оказалось, что мой «онии-сан» очень даже любит эту «игру генералов». Меня тоже пытались научить, но для меня это было слишком сложно. Во-первых, в шоги четырнадцать типов фигур, и все они ходят по-разному. Восемь основных и ещё можно переворачивать фишки. Во-вторых, там такая куча правил, что, когда Шикамару принёс мне пухлый томик мелких иероглифов, я просто половину не смог перевести, хотя считал, что уже в достаточной мере владею не только разговорным, но и письменным языком.

Узнав о моих проблемах, Итачи начал обучать меня чтению и письму при помощи шарингана. Я разобрался с этой «фишкой» с запоминанием огромных объёмов информации и даже смог прочесть книгу правил, но от того, что я их знаю, играть намного круче не стал. Разве что впросак меньше попадать. Впрочем, мой письменный японский стал много лучше, и я читерски овладел каллиграфией, нагло скопировав движения руки Итачи. Вот почему у него такой понятный и красивый почерк — это я ещё в том свитке с основами гендзюцу отметил! А то, бывало, я сам накорябаю, как курица лапой, и потом прочесть не могу: «рука» или «задница» написана.

Шикамару настаивал, что мне надо развивать стратегическое мышление игрой в шоги, да и как бы это он ко мне играть ходит, слишком палевно будет, если я по факту окажусь ни бум-бум. Итачи потом едко комментировал, что да, стыдно, если будущая жена меня будет обыгрывать за десять минут, я должен хотя бы полчаса против любого Нара продержаться.

Вообще онии-сан оказался той ещё занозой. Я, когда аниме смотрел, не ожидал, что «уважаемый старший брат» — пафосный и печальный Итачи с трагедией по жизни — может оказаться вот таким. Ехидным и одновременно невероятно терпеливым, в какой-то степени заботливым, а ещё он потрясающе готовил.

Иногда мне казалось, что он как бы восполняет потребность быть старшим братом, отыгрывается на мне за все годы своего изгнания и разлуки с семьёй. У меня не было брата, только младшие сёстры и те — двоюродные, причём почти у всех моих друзей старшие братья были, и я им завидовал и тоже всегда хотел старшего брата. Друзья ныли, что в старшаке-брательнике, который тебя вечно гнобит или опекает, нет ничего хорошего, но я видел, что в какой-то мере все они тянулись за своими братьями, брали с них пример, а потом, повзрослев, были друг за друга горой.

Впрочем, при других людях Итачи превращался в того самого «пафосного и печального» шиноби, и я тогда в полной мере осознал эту японскую традицию с внешними и внутренними лицами и кругами близости. Мне, когда я был в Японии, пытались про это объяснить, но я тогда половины не понял. Сложно понять «непереводимый элемент культуры». Это как пытаться объяснить иностранцу, почему в России даже к пятидесятилетней тётеньке будет лучше обратиться «девушка».

Это называлось «амаэ» — потребность и зависимость от любви. Чувство эмоциональной зависимости, которое происходило от родительской любви: снисходительное отношение объекта амаэ к тому, кто нуждается в его поддержке. При этом я мог рассчитывать на то, что все мои косяки будут прощены Итачи, так как он испытывал ко мне нечто, походящее на поддержку родителей, а я в ответ искал в нём опору и внимание. И это было наше «обоюдное амаэ». Я входил в его «внутренний круг», в котором можно показывать себя настоящего: грустить, радоваться, дурачиться; это самый близкий круг, часто состоящий только из членов семьи и самых близких друзей. Даже возлюбленная не всегда могла попасть в этот круг, а остаться в так называемом «промежуточном».