Но мама молчит. Решила устроить мне свою излюбленную пытку сердитым молчанием. Пассивная агрессия – ее конек, как и активная, впрочем.
Боже, я и правда в нее пошла!
И ведь знаю, что специально игнорирует меня, чтобы наказать, но снова поддаюсь на манипуляции. Чувствую себя школьницей, у которой в сумке строгая мама сигареты нашла…
Тогда она также молчала.
Два дня.
- Оксана, надеюсь, ты сможешь объяснить своему мужу появление в чужой одежде? – строго интересуется родительница у притихшей на заднем сидении подруги. – Или он в курсе ваших похождений?
- Дима… не в курсе. Я смогу объяснить ему, - шепчет испуганная, и уставшая Оксана.
Матушку мою вполне заслуженно прозвали помесью Цербера и Медузы Горгоны. А детвора ее побаивалась, и не зря. Окси детство вспомнила, того и гляди заикаться начнет.
А мне с мамой жить!
Ну, по крайней мере, до конца недели. Иначе не простит.
Потом смогу сбежать… наверное.
- Я была о тебе лучшего мнения, - так мама прощается с Оксаной, остановившись у ее пятиэтажки.
- Простите, - пищит подруга, и выскакивает из маминого железного монстра. – Доброй ночи!
- Доброй, - уныло тяну я, поймав мамин сердитый взгляд. – Может, музыку включим?
Разумеется, она не отвечает.
Так, не поддавайся, Василиса!
Маму я люблю, но в такие моменты вполне искренне ненавижу. Всю жизнь манипулирует мной, вызывая чувство вины, а затем заставляет делать так, как она хочет.
А сейчас она хочет во что бы то ни стало помирить меня с никчемным дуралеем-Боренькой.
«Нет, спасибочки, - мысленно фыркаю я, и включаю «Лав радио», - не стану я переходить из рук в руки от одного козла к другому и обратно, как тетрадь отличницы по двоечникам. К Боре не вернусь, а этого мастера художественного свиста по имени Иван вообще игнорировать буду. Будто и нет его!»
Хм, а вдруг он не расстроится, что я его игнорирую?
Вдруг даже не заметит??
Или, того хуже, выдохнет с облегчением???
- … Василиса!
- Что? – подпрыгиваю я на сидении, вынырнув из своих ужасных мыслей.
Даже представлять мучительно, что мужчина, которого ты хочешь наказать, этим наказанием наслаждается, или вовсе не замечает.
- Выключи этот ужас. И запоминай: в участок ты попала по ошибке. Задержалась в школе, встретила ночью на улице одного из учеников, и потому была в той части города – провожала, - нравоучительно и холодно выговаривает родительница. – А когда шла домой, встретила подругу. Оксана встала около этого заведения, чтобы покурить, и вас задержали вместе со всеми. По ошибке. Это – история для всех, особенно для Боречки.
Угу. По ошибке задержали около стрипклуба.
А ученика я провожала, видимо, в одном белье. Такое вот тайное увлечение учительницы средней школы.
- Странная история, но ладно. Так и буду говорить.
- Придумай получше, - огрызается мама, сворачивая в наш поселок. – Бесстыдница! Связалась с этим хамом! Так и знала, что ты из-за него нас опозоришь!
- Да Иван-то здесь каким боком? – сама не знаю зачем, выгораживаю его. – Мама, между прочим, Иван – сын твоей подруги! Почему ты так относишься к нему?
Она хмурится, поджимает губы, и сигналит сумасшедшему пастуху, зачем-то выведшему в такое время стадо овец на проселочную дорогу.
А мне страшно.
Страшно находиться в одной машине со злющей, как Торквемада, маменькой. Еще и антураж как в американских фильмах ужасов: дорогу освещают лишь фары, а из людей лишь придурочный пастух.
- Мам?
- Он бабник. Шлялся по девкам, пока здесь жил, - наконец, говорит она. – Я все делала, чтобы вы не пересеклись. Потому с Аникиной Наташей и запрещала общаться, они в одной компании были. И на плаванье тоже поэтому не отпустила. С половиной города переспал паршивец. Когда уехал, многие матери с облегчением вздохнули, а сейчас вернулся вот. И сразу к тебе.
Да. Сразу.
Ко мне.
Гад такой!
Я так и знала! Негодяй и бабник!
Общественный мужчина, повидавший больше женщин, чем общественная же баня. Ну Иван…
- У нас все кончено, можешь не переживать, - говорю сухо, но горечь, все же, пробивается. – Только к Борису я не вернусь.
- Ты уже к нему возвращаешься.
Мама останавливает машину возле нашего дома…
где нас уже ждут.
- Васечка, - муженек встречает меня у входной двери. – Как же так? Ужас!
Ужас, да.
Кромешный.
- Я тебе чай разогрел, - хвастается Боречка, и расправляет плечи, воодушевленный маминым поощрительным взглядом. – Только он остыл, ты уж подогрей его… и мне налей. Посидим вместе.
- Я спать хочу, - невежливо буркаю я, и отпрыгиваю от мамы, которая уже готовится дать мне подзатыльник.
И чего она так к Борьке прикипела? Вроде папу любит, хоть он тихий, смирившийся с жуткой жизнью, мужик.
Для меня всегда были загадкой их отношения, ведь и папа без памяти обожает маму. Хотя ему, чтобы поддерживать эту любовь, иногда требуется уйти в лес на пару дней.
Видимо, чтобы не стать женоубийцей.
- Спать? Пойдем, - Борис тянет меня за руку в… мою же спальню.
И я понимаю: спать придется вдвоем. На маленькой кровати, на которой не получится отодвинуться от муженька. И на пол спихнуть его не получится – такой крик поднимет, что сразу прибежит мама, и устроит мне ночь в Каире.