Училка и мажор

В нос ударяет запах Белова, такой приятный и необычный, что я на минуту расслабляюсь, желая отвлечься хоть каким-то образом.

Мотоцикл начинает движение, и мои поджилки трясутся, а вместе с ними и я вся, потому что задница ощущает кочки и ямки. Мы выезжаем на трассу, где Рустам плавно лавирует между потоками машин мимо пробок, а я наконец-то решаюсь оторваться от созерцания его черного авиатора и поворачиваю голову в сторону, чтобы встретиться с нашим отражением на левой стороне черного спринтера. Маленькая, перепуганная девочка сжимает холеного парня стальной хваткой.

Не верится, что это я. Что это мы. Господи. Мотоцикл плавно трогается и также плавно останавливается на перекрестках. Рустам все делает уверенно, управляет им как родным, и смотрится это так, что хочется наблюдать за слаженными движениями бесконечно.

Мы снова трогаемся, выезжаем на еще более освещенную трассу, и я сама не замечаю, как начинаю втягиваться в процесс. Не расслабляюсь, конечно, но сама хочу рассматривать окружающие объекты и быстро сменяющийся пейзаж в вечерник сумерках, алеющих на горизонте ярким пятном.

Внезапно мы сворачиваем на лесистую местность, и городская суета отходит на второй план, являя слабо освещенную маленькими огоньками-гирляндой, излучающей мягкий свет, лесную дорогу.

—Ты меня тут съешь? — пытаюсь пошутить.

—Нет, только понадкусываю за самые мясистые места.

А затем я вижу подсвеченное чудо, это маленькое заведение в самой глуши, вокруг лес и никакой цивилизации. В стихе хьюго: просто и уютно, по-сельски опрятно, но при этом смотрится дорого. На подъездной дорожке массивные и дорогие машины, которые уж точно покажут, кто на самом деле тут хозяин жизни.

Рустам помогает мне встать на землю, осторожно придерживает за талию, а затем скользит по телу вверх, останавливаясь на защелке шлема.

—Тебе точно понравится, я уверен.

Я снимаю шлем, и ступаю за парнем, только и успевая что оглядываться по сторонам да «кушать» всю эту красоту. Мне так нравится подобный антураж, ничего кричащего, так просто и со вкусом. Здесь хочется остаться жить.

—Заведение посвящено английской литературе. Каждый столик — отдельный автор, мы сегодня будем за столиком, посвященному Джейн Остин.

И тут я застываю, отчетливо понимая, что он только что сказал. Как узнал? Это мой любимый автор, и я каждую книгу до дыр прочитала.

—Но в следующий раз чур к Артуру Конан-Дойлу заскочим на огонек и раскроем парочку убийств. Бууу, — Рустам улыбается так по-мальчишески, а затем обхватывает мою руку.

—Как ты узнал?

—Д-дедукция, и способность к аналитическому мышлению. Я умный мальчик, малыш, даже если смотрюсь как дурачок, — Белов начинает косить глаза и показывает мне язык, совсем как малый ребенок.

—Да, это неожиданно, — только и успеваю выдохнуть, как мы оказываемся внутри. Каждый столик находится в уединенной кабинке, украшенной в соответствии с тем, какому автору относится место.

Я только мельком смогла рассмотреть занятые, но свободные — сколько угодно. Тут и Чосер, и Шекспир, и Бронте, и мой обожаемый Уайльд. Глаза разбегаются как тараканы. Рустам внезапно останавливается возле нашего столика. Мягкий свет от огоньков и тут заливает все пространство. Только и хочется, что рассматривать и изучать каждый закоулок.

—Неожиданно, что я могу предугадать твои вкусы?

—Неожиданно, что ты так заморочился.

—Рапунцель, это ведь еще не все, — Рустам протягивает ко мне руку и накрывает своей ладошкой мою, крепко приковывая к себе как будто канатом

Мы делаем заказ, а я никак не могу успокоиться, все оглядываюсь и осматриваюсь. На столе салфетки с цитатами из книг «Гордость и Предубеждение».

—Ты вообще не знаешь предела, если брать, то все и по максимуму, да? — улыбаюсь, склоняя голову на бок. Рустам довольно ухмыляется и кивает.

—Меня так воспитали, брать все и сразу, но не идти по головам, потому что завтра может понадобиться помощь от тех, на кого ты вчера наступил и кем пренебрег.

—Думаю, тебя этому научил отец.

Белый кривится, будто бы я сказала откровенную чушь.

—Он меня смог научить только тому, как правильно нарушать все то, о чем говорила мать. Ну и как давать сдачи.

—Извини, если ты не хочешь…

—Нет, все нормально. Родители — тема хорошая, но у меня есть только мама. Была только мама.

Поправив самого себя, Рустам складывает руки в замок и поднимает на меня серьезный, без примеси шутливости, взгляд.

—Моя мама умерла, а отца я никогда не знала. Вот так вот. Но она всегда говорила, что родителей, какие бы они ни были, нужно благодарить за то, что они дали тебе эту жизнь.

Отвожу взгляд в сторону, а сама думаю о нем и его отце. Наверняка не общаются, я бы, неверное, тоже не смогла бы. Или смогла бы, знай, что он жив?

—Мне жаль, малыш.

Рустам тяжело вдыхает и выдыхает.

—А меня мама научила верности и тому, что если выбрал одну женщину по жизни, то люби ее, а если не нагулялся, то не привязывай к себе никого. Живи как хочешь, но будь честен и оговаривай условия, прежде чем человек сможет влюбиться. Раньше я считал это сопливой херней, а сейчас понимаю, что в этих словах есть толк.