Учись слушать. Серфинг на радиоволне

Новая работа творческого дуэта художников Франциско Инфанте и Нонны Горюновой из цикла «Метаморфозы мгновений» сделана с применением зеркальных лент, которые предстают перед объективом камеры как ширма, завеса сияющих световых линий. Когда смотришь на фотографию, – реальность ускользает от тебя, расслаивается, становится неуловимой. И ты понимаешь, что реальность – всего лишь свет, пронизывающий мир, и если прислушаться, то можно почувствовать что-то еще, таящееся за полем, деревьями и небом или между ними.

Кстати, Владимир Георгиевич Ажажа, обиженный на Аркадия Бенедиктовича Мигдала за то, что тот не признаёт «летающих тарелок», говорил нам на лекции: «Вот академик Мигдал – прекрасный ядерщик, кавалер ордена Ленина, ордена Октябрьской революции, трех орденов Красного Знамени, человек гражданских позиций, защищает борца за права человека – Андрея Сахарова… Но абсолютный профан в области НЛО!»

В нашем воскресном уфологическом университете у каждого был свой стул. Всем велели запомнить соседей. Например, со мной рядом сидел консул Аргентины. В первую встречу, чтобы наладить добрососедские отношения, он подарил мне красивый значок с девизом Бразильской академии: «Стой на земле и устремляй свой взгляд к звездам».

Я всякий раз боялась – вдруг приду, а мой стул занят.

Лёня успокаивал меня:

– Иди, не бойся. Обязательно найдется свободное местечко. Кому-нибудь дома скандал устроят: «Куда? Всю неделю тебя нет дома, а теперь и по субботам с воскресеньями не будет? Мамка мне говорит: “Какие гуманоиды? У него там, наверное…” – А он: “Маш, ну, Маш!” – “Давай-давай, с детьми на прогулку! Гуманоиды!”» Вот на его место и сядешь.

Я неистово, буйно формировала и углубляла свое космическое сознание, как рекомендовал нам философ Г. И. Куницын.

А заодно и космическое сознание радиослушателей.

– Для великой философии, – вещал вдохновенно, расхаживая по сцене, Георгий Иванович (его речи мы с Жанной, практически не монтируя, на свой страх и риск транслировали в эфир), – связь с космосом никогда не была неожиданностью. Древний грек Анаксимандр утверждал, что жизнь на Земле возникла не спонтанно и не сама собой, но имеет космический характер. Джордано Бруно провозгласил идею множественности обитаемых миров. Родоначальник немецкой классической философии Иммануил Кант ни на секунду не сомневался, что Земля – часть космической вселенской системы. Русский философ Николай Федоров всерьез размышлял о преодоленной смерти в масштабах Вселенной. Школьный учитель физики и математики Циолковский, уникум, с детства тугой на ухо, самоучка, считай, на пустом месте наметил все пути земной космонавтики и ракетостроения на ближайшие несколько веков! Он так и говорил: «Для меня ракета не самоцель, а средство достижения иных миров». Поскольку был убежден, что наша вселенная таит миллион миллиардов цивилизаций. «А что там в других вселенных?..» – вопрошал Циолковский, глядя в небо, а потом опускал голову и быстрым почерком записывал в тетрадь «Космическую философию», «Космическую этику», «Волю Вселенной», «Грезы о Земле и Небе», как будто сверху ему диктовали слышный ему одному небесный диктант. Профессор Вернадский! Александр Чижевский, открывший солнечные бури, за что несколько лет отсидел в тюрьме! И тот и другой высказывали похожие гипотезы. Причем все эти бесчисленные цивилизации, считал Кант, человеческого типа. Того же мнения придерживался писатель-фантаст Иван Ефремов. Разумная цивилизация, говорил он, должна быть гуманоидной! Из космоса могут прийти только человеческие сущности. Пусть мы, земляне, замешаны на углеродной основе, а посланцы иных миров – на фторовой или кремниевой, Нравственный Закон, провозглашенный Кантом, идет из протоцивилизации. Это уважение ко всему живому, сократовское «Единство Истины, Добра и Красоты» – применительно к Мирозданию. «Я никогда не перестану восхищаться двумя вещами, – сказал Иммануил Кант, – звездным небом над головой (он подразумевал мировой разум) и нравственным законом в моем сердце!»

Зал рукоплескал.

Георгий Иванович Куницын обвел горящим взором взбудораженную публику, вознес руку, словно пушкинский Медный всадник, остановивший над бездной коня, и произнес:

– Не обязательно всем думать, как я. Моя задача – загнать вам под череп ежа, чтобы он вас подвиг на собственные концепции!

– Георгий Иванович – это песня! – восхищался Куницыным Владимир Георгиевич Ажажа.

А мой сын Серёня, которого я умышленно прихватила с собой для формирования его космического сознания, мрачно заметил: