— Мам, — рассмеялся Павел. — Да перестань ты. Жизнь прожита, дети воспитаны, дом на даче построен, и деревья там посажены. Даже вот собака заведена, — Павел погладил Шарика, вертевшегося под ногами. — Дай старику отдохнуть на старости лет. Хочет выпить, пусть выпьет. Сколько той жизни осталось?
— Что с вас возьмешь? — сказала Надежда Васильевна, принимаясь за чистку картошки. — Делайте что хотите, меня только не трогайте.
— Вот такой Надюша ты мне больше нравишься, — сказал Александр Петрович. — Покладистость тебе к лицу. Будь такой и дальше.
— Тогда, старый дурень, ты совсем на голову залезешь. О тебе же, дурак, забочусь, — губы Надежды Васильевны дрогнули, а по щеке скатилась слеза.
— Мам, перестань, этого нам только не хватало, — развел руками Павел.
— Мама, и правда, не надо плакать. Все будет хорошо, — принялась утешать Надежду Васильевну Татьяна.
— Ну вас, — махнула рукой Надежда Васильевна. — Всегда до слез доводите.
— Ладно, бать, — сказал Павел, беря стопку в руки. — Давай по-быстрому. И правда, надо работать.
— Конечно, по-быстрому, — согласился Александр Петрович. — По-долгому будет вечером. Только вот закусить бы чем-то, а то без закуски пьют только алкоголики.
— Вон оливье есть, — встрепенулась Надежда Васильевна, вскочила и принялась насыпать салат из блюда в тарелки. — Котлет пару возьмите, хлеба.
— Вот это другое дело, — улыбнулся Александр Петрович, подошел к жене и чмокнул в щеку. — За что тебя люблю, за то, что не дашь умереть с голода.
Улыбка появилась на лице Надежды Васильевны.
— Уйди, не мешай работать, — сказала она и вернулась к чистке картошки.
— Ну давайте, мои дорогие, — сказал Александр Петрович, поднимая стопку. — Чтоб все у нас было хорошо.
— За тебя, бать. За твои следующие шестьдесят лет, — сказал Павел.
— Вот-вот, — сказала Татьяна. — Чтобы и через шестьдесят лет мы собрались на ваш следующий юбилей.
— Спасибо, — произнес Александр Петрович. — Только что же мне делать со следующими шестьюдесятью годами? Деревья посадил, хибарку на даче построил, детей вырастил.
— Строй новый дом бать, — подсказал Павел, выдохнул и коснулся губами стопки.
— Надюша, может еще пару сыновей вырастим? — старик повернулся к жене.
— Типун тебе на язык, старый дурак, — отозвалась Надежда Васильевна.
Александр Петрович рассмеялся и выпил залпом содержимое стопки.
— Ух, хорошо пошло, — сказал старик, закусывая котлетой.
— Да, неплохо, — согласился Павел, набирая в ложку оливье и отправляя его в рот.
Александр Петрович потянулся за ложкой и… схватился за живот. Боль пронзила нутро. Старик почувствовал, как руки покрылись потом, а по спине прошелся холодок.
— Господи, да что же это такое?! За что же ты меня наказываешь? Чем я провинился? Что сделал не так? — мысли раненной ланью задрожали и сбились в кучу.
Старик чувствовал, как боль, словно неведомое чудовище, расползается по телу, поглощает его все больше и больше. Тошнота подступила к горлу.
— Бать, с тобой все нормально, — обеспокоился Павел.
— Папа, — послышался взволнованный голос Татьяны. — Что с вами?
— Что случилось? — спросила Надежда Васильевна, отвлекаясь от чистки картошки. Увидев согнутого пополам мужа, она вскочила на ноги, нож упал на пол, картошина выпала из руки и покатилась под стол.
— Сашенька, что случилось дорогой? — Надежда Васильевна взяла Александра Петровича за плечо, наклонилась и попыталась заглянуть мужу в глаза.
Старик не обращал ни на кого внимания. То, что происходило внутри пугало его и злило одновременно. Он чувствовал бессилие.
— Что же ты не отпускаешь, тварь? — думал он. — Господи помоги! Дай сил пережить это!
— Сашенька, ты слышишь меня? — плакала Надежда Васильевна. То, что Александр Петрович никак не реагировал на ее слова, расстраивало ее еще больше. Страх за жизнь мужа терзал ее так же сильно, как и волнение, охватившее ее при виде мучений мужа.
— Ему надо лечь, — сказала Татьяна.
— Бать, ты как? Сможешь дойти до кровати? — спросил Павел.
— Надо скорую вызвать, — заголосила Надежда Васильевна.
— Не надо скорую, — прошептал Александр Петрович. — Уже лучше, — соврал он.
Александр Петрович понимал, что то, что происходит у него в животе — плохо. Но врачей он не любил. Как и любой нормальный мужик, он их попросту боялся.
— Лучше? — спросила Надежда Васильевна. — Что ж ты согнутый стоишь, если лучше? Может все же вызовем скорую?
— Никаких скорых, — пробурчал Александр Петрович. — Если говорю лучше — значит лучше. Сейчас разогнусь.
Дрожащей рукой он надавил на живот, словно пытался выдавить оттуда боль, затем набрал воздух в легкие. Спустя мгновение приступ отступил так же быстро, как и появился. Тошнота также не спешила задерживаться. Александр Петрович выпрямился.
— Ну, вот видишь, — сказал он, повернувшись к жене. — Все прошло. А ты сразу скорую.
— Точно прошло? — глаза Надежды Васильевны начали что-то выискивать в глазах мужа.
— Прошло, прошло, — ответил Александр Петрович, чувствуя, как жизнь возвращается в тело.
— Слава Богу, — сказала Надежда Васильевна. — Давай я помогу тебе добраться до кровати.