— Ни черта ты не понимаешь, — отмахнулся Пенко. — Этот карцер специально создавался для раскачки психики клиента. У меня через сутки отдыха в нем, бывало, даже гридни рыдали, словно дети. Не все, конечно. Кое-кто и в ступор впадал. А этот… мальчишка… пар сбросил, помочился и пошел! Не бывает таких детей, Лешенька. Это я тебе точно говорю. Поверь профессиональному мозгоправу.
— Знаешь, я, конечно, твоей интуиции доверяю… — медленно проговорил штатский, убедившись, что майор полностью заглотил наживку. — Да, доверяю, иначе бы и не затеял эту возню с доставкой Кирилла к тебе в гости… В общем, давай так. Сейчас ты даешь мне подписку о неразглашении, а я выдаю его досье. Ознакомишься, а потом представишь свои выводы. В частном порядке, само собой. Идет?
— Так и знал, что этим закончится. И зачем я только поступал на психолога? — скривился майор и обреченно махнул рукой. — Ладно. Давай сюда свое досье.
— Сначала подписку, Вов. Ты знаешь правила, — покачал головой тот.
Его собеседник понимающе, хотя и недовольно кивнул, и через секунду браслет штатского пискнул, сообщая о получении документа. Прочитав полученный текст, приказной довольно хмыкнул и, одним жестом отправив файл досье любопытному майору, заметил:
— Да, еще одно. Доказательств, как таковых, у меня нет, но патологоанатом, осматривавший тело однорукого, сказал, что того перед смертью, возможно… подчеркиваю, только возможно, подвергли интенсивному допросу. А может быть, ему это просто показалось. Короче, доктор не уверен, но я считаю, что для полноты картины ты должен об этом знать.
— Пф… — Майор откинулся на спинку своего монументального вращающегося кресла и пристально взглянул на собеседника. — Что за монстра ты мне подсунул, Леша?
В ответ штатский только развел руками.
— Ладно. Почитаю, подумаю… на «беседу»-то его пригласить можно будет или как? — осведомился Пенко.
— Если только очень вежливо, Вов. Сам видишь, какая каша заварилась. Аккуратненько надо, — вздохнул штатский.
— Поня-атно. То-то я смотрю, грабители нынче богатые пошли… экипировочка, как у хорошего наемного отряда, — пробурчал себе под нос майор. Его собеседник хотел было одернуть, но вспомнил, с кем разговаривает, и махнул рукой. Наравне с любопытством у Пенко была развита и другая, весьма неожиданная черта. Он был абсолютно неболтлив в отношении тех вещей, что вызывали его профессиональный интерес. А уж если этот интерес был подкреплен соответствующими подписками, можно было утверждать, что даже те, кто имеет доступ к соответствующей информации, не вытащат из вечного майора ни единого бита информации… без санкции сверху. Собственно, именно поэтому один из самых информированных людей Преображенского приказа носил непонятное, да и просто неизвестное непосвященным, прозвище — Сейф. Он и был настоящим хранилищем секретов Приказа, чего совершенно невозможно было ожидать от известного светского льва, блистающего в обществе красноречием и славящегося своими остротами, расходящимися по России с умопомрачительной скоростью. А уж какие легенды складывали об его пикировках с боярыней Посадской…
— Отвлекись от важных государственных дум, Леша. — Потеребив за край рукава штатского, Пенко заставил собеседника вынырнуть из так не вовремя накативших размышлений и, убедившись, что тот его слышит, договорил: — Тебе как, общий психопрофиль нужен или подробный разбор личности с возможными вариантами развития?
— Лучше и то и другое, — улыбнулся штатский.
— Хм-м. Уйдет под гриф — вытаскивать будешь сам, — предупредил майор, и его собеседнику оставалось только согласно кивнуть и развести руками. Ну да, если Сейф сочтет, что его выводы следует закрыть, воспрепятствовать ему в этом будет невозможно. Впрочем, в данном случае это небольшая проблема. Нужный допуск в отношении информации о Николаеве он получит легко, кроме разве что государевой печати, но… в этом случае лучше будет вообще забыть об этом деле, от греха подальше. Никакая благодарность не стоит головы, тем более головы старшего приказного Следственного стола Алексея Переверзева.
Пока неприметная легковушка везла меня по городским улицам, я прокручивал в голове итоги моих последних злоключений и скрежетал зубами. Злость, нахлынувшая на меня ни с того ни с сего на пороге камеры, вроде бы утихшая после выпуска пара на конвойных, неожиданно накатила вновь. Правда, теперь я мог мыслить достаточно разумно, чтобы оценить весь идиотизм той выходки в тюрьме. Это ж надо было додуматься лезть в драку с приказными?! Крыша, что ли, протекла?