– Значит, встретимся в Игре,– весело отозвался Вран,– может быть, даже вместе искупаемся в лунной дорожке. Только смотри, больше не влюбляйся в бывших игроков.
– Лёгкой дороги,– Фарас отсалютовал своим бокалом изгнаннику и сделал солидный глоток,– вот только совместного купания обещать не могу,– пробормотал он вслед удаляющейся фигуре,– вряд ли Совет будет ко мне так же снисходителен, как к тебе, Вран, я ведь убийца аэра.
Бежать ему было некуда, в Аэрии просто не существовало такого места, куда бы не смогла дотянуться карающая длань Пятёрки, оставалось только тупо напиваться в ожидании конца. Собственно, развоплощение Фараса не страшило, в глубине души он даже считал такую кару справедливой, но покорно ждать своей участи казалось ему унизительным. Совсем недавно он уже имел это сомнительное удовольствие в застенках инквизиции, когда наблюдал за возведением эшафота сквозь решётку своего окна, и пережить подобное ещё раз после чудесного спасения ему не хотелось, хоть режь. Фарасу физически требовалось оказать хоть какое-то сопротивление судьбе, вот только он совершенно не представлял, что можно противопоставить катку правосудия, медленно, но неотвратимо приближавшемуся к намеченной жертве.
Впрочем, кое-что он всё-таки мог сделать. К счастью, Пятёрка пока не распространила свои щупальца на мир посмертия, а значит, там они не могли достать жертву своих махинаций. Не то чтобы уход на перевоплощение как-то кардинально решал для смертника вопрос с сохранением его существования, ведь, вернувшись в мир живых, он снова автоматически станет мишенью. Фарас рассматривал самоубийство, скорее, как акт протеста против тирании. Разумеется, он не мог не понимать, что его бунтарство было просто глупым ребячеством. Ну что такая незначительная отсрочка исполнения приговора могла принципиально изменить? И всё-таки это был хоть какой-то шанс уязвить этих высокомерных тварей, присвоивших себе право карать неугодных.
Фарас решительно поднялся из кресла и, покопавшись в комоде, выудил из нижнего ящика маленький конвертик, в котором находилась крохотная круглая пилюлька. Налив себе из зелёный бутыли жидкости на один глоток, он бросил пилюльку в бокал. Послышалось лёгкое шипение, и над поверхностью жидкости поднялось полупрозрачное облачко сиреневого тумана. Когда туман рассеялся, напиток снова приобрёл свой первоначальный вид. Быстродействующий яд был готов к использованию, оставалось только сделать один единственный глоток, и перед Фарасом откроется путь в мир, недоступный для живых.
Терять ему было нечего, и всё-таки самоубийца колебался, поскольку такой уход от наказания казался ему не вполне этичным. Впрочем, его колебания продлились недолго, желание подгадить всесильной Пятёрке быстро перевесило этические соображения. Фарас уселся в кресло и поднял бокал, как бы приветствуя свою смерть. Раздался тихий хлопок, и бокал разлетелся вдребезги, окатив несостоявшегося самоубийцу ядовитым зельем и осколками стекла. Из порезанной ладони по его запястью заструилась голубоватая кровь. Фарас тупо посмотрел на свою пораненную руку и истерично расхохотался.
– Прости, что испортил твой наряд,– послышался за его спиной вкрадчивый голос,– но то, что ты собирался сделать, недостойно истинного Арокани, да к тому же ещё и бессмысленно. Длительное существование в мире посмертия достигается только специальными техниками, которыми ты, увы, не владеешь.
– Да кто ты такой? – вспылил Фарас, которому снисходительный тон чужака показался даже более оскорбительным, чем его стрельба по чужим бокалам.
– Прости, что сразу не представился,– высокий худой аэр неопределённого возраста бесцеремонно уселся в соседнее кресло,– моё имя Брил.
– Ты служишь Совету? – в голосе Фараса явственно прозвучало отвращение. – В каком качестве, если не секрет?
– Смотря о каком Совете ты говоришь,– проворковал гость, игнорируя неуважительный тон хозяина дома,– а что касается моего статуса, то он, я думаю, тебе известен. В мире Игры меня бы назвали палачом.
– А я-то грешным делом надеялся, что меня для начала будут судить,– язвительно заметил Фарас,– но хозяевам Аэрии, видать, недосуг разводить церемонии, сразу перешли к делу. Что ж, столь рациональный подход можно только поприветствовать.
– Давай я заменю твой испорченный напиток,– Брил легко поднялся на ноги, плеснул в чистый бокал новую дозу жидкости из зелёной бутыли и демонстративно бросил в неё пилюлю, только уже жёлтого цвета.
– Снотворное? – Фарас горько усмехнулся. – Очень гуманно.
– Думаю, ты сейчас должен испытывать благодарность,– заметил палач,– у той женщины, которую ты угробил своим безрассудством, такого бонуса не было, её развоплощение было очень мучительным.
– Зато относительно быстрым,– несмотря на вызывающий тон, Фарасу не удалось скрыть, что слова Брила причинили ему душевную боль. – Ты правда веришь, что вечная пытка гуманней развоплощения? Представь, каково было Грейс жить в аватарском теле и любоваться в своих видениях родным миром, из которого её выкинули как мусор?