Учитель для канарейки

— Сэр, — произнес Дебьенн, поднимаясь в полный рост. — вы имеете честь беседовать с новыми директорами Оперы Табор Лидвилла, Колорадо.

— Простите, месье, что отнял у вас бесценное время.

7. Ангел

Как вы помните, Уотсон, в деле Ужаса Дартмура, которое вы были так любезны описать и опубликовать под заглавием Собака Баскервиллей, я объяснял вам, что знал с самого начала, что мы имеем дело не с призрачной собакой. С того момента, как в Нортамберленд-отеле у сэра Генри Баскервилля был украден совершенно реальный ботинок, у меня не оставалось ни малейших сомнений. Никакой призрачной собаке не нужен земной запах, чтобы выслеживать добычу.

И никакому Призраку не нужны двадцать тысяч франков в месяц.

Теперь я считал, что Призрак и убийца Бюке был один и тот же человек, скорее всего, работавший в Опере и хорошо знавший ее сложное нутро. Он испытывал страстное влечение к мадемуазель Дааэ, представлявшее смертельную опасность для любых соперников, ищущих ее расположения. А значит, представлялось благоразумным, пока дело не зашло слишком далеко, побеседовать с молодой женщиной, благополучие которой было вверено моим заботам. Следовало выяснить, что знала она сама о своем незримом поклоннике, в надежде, что это знание позволит мне выследить его, прежде чем он натворит новых бед.

Комнаты Матушки Валериус на рю Гаспар были обставлены просто, но чисты. В доме имелась горничная, но на мой стук ответила сама интересующая меня особа. Она была одета в прелестный темно-синий пеньюар с белыми кружевами на запястьях и у горла. Вблизи Кристин Дааэ была еще симпатичнее, чем мне казалось, когда я видел ее со своего кресла в партере во время Пророка. Светлые волосы роскошного оттенка обрамляли двумя косами лицо в форме сердечка с чистым лбом и широко расставленными серыми глазами, полными живости восемнадцатилетнего существа. Нос у нее был небольшой, но прямой, подбородок был крепеньким как раз настолько, чтобы не казаться излишне упрямым, кожа отличалась юношеским блеском, втрое бледнее, чем свежие, как розовый бутончик, губы. Полагаю, Уотсон, в прежние дни это создание непременно вызвало бы ваш интерес. Я знал, что она не испытывает недостатка в поклонниках, и, глядя на нее, прекрасно понимал, до каких крайностей могла довести их ее красота.

— Мсье Сигерсон, входите!

Определенно, мой приход не вызвал у нее особого удивления. Когда я спросил ее, почему, она улыбнулась.

— Но я столько слышала о вас от Ирен! Она велела мне полагаться на вас, как на нее саму, а я верю ей во всем! У нее было что-то вроде предчувствия, что вы придете ко мне.

Не заметив мой вздох облегчения и благодарности к предусмотрительной мисс Адлер, молодая женщина представила меня своей инвалидке-опекунше, развеселой Матушке Валериус, сидевшей на кровати с пологом под тяжелым стеганым одеялом и жизнерадостно приветствовавшей меня.

— Cherie, предложи мсье Сигерсону чая!

— Разумеется, grandmaman! — ответила девушка и выскользнула из комнаты прежде, чем я успел возразить.

— Она хорошая девушка, — сказала старая дама, кивнув в направлении двери.

— Как вы с ней познакомились? — спросил я.

— Ее отец, бедняжка, снимал у меня комнаты, пока его не прибрали.

— Прибрали?

Она возвела очи горе.

— Милый человек, просто святой, а как он обожал свое дитя!

— Насколько я понимаю, он был ее единственным учителем музыки?

— Как вы сами можете слышать, другой ей и не нужен!

Между тем, девушка вернулась с подносом, на котором было аккуратно расставлено все, что требовалось для чаепития.

— Отведи своего гостя в гостиную, дитя мое, — распорядилась Матушка Валериус. — Вам незачем развлекать меня.

Кристин пыталась возражать, но, наконец, уступила мягкому, но настойчивому тону своей опекунши.

— Да, Ирен сказала мне, что вы придете, — повторила она, наливая напиток в мою чашку и протягивая мне. — Как это было предусмотрительно с ее стороны — поручить вам защищать меня, когда сама она собирается уезжать в Амстердам. Я подумала, что вы, может быть, станете моим вторым ангелом, — добавила она с лукавой улыбкой.

— Вторым? А мадемуазель Адлер вы считаете первым?

— О нет! — она с трудом подавила смешок. — Я восхищаюсь мадемуазель Адлер, и она много значит для меня, но она никак не может быть ангелом.

Я молча согласился с ней.

— Вам известно что-нибудь о Призраке Оперы? — начал я.

К моему изумлению, она искренне рассмеялась.

— Нет никакого Призрака Оперы!

— Нет? Но…

— Это и есть мой первый Ангел!

Вряд ли Кристин поразила бы меня больше, если бы вдруг взлетела с места, впрочем, она была так взволнована, что казалась вполне способна на полет.

— Так Призрак — это не призрак, а ангел?

— Я вам все расскажу, — пообещала она, с экстатическим возбуждением, от которого мне стало несколько не по себе. — Я очень хочу вам рассказать! Когда отец учил меня петь, он часто рассказывал об Ангеле музыки.

— Ангеле музыки?