Учитель (Евангелие от Иосифа)

Иносказание — это спасение от одиночества. И ещё — красота. Которую ценят как раз на Востоке. А Лаврентий — восточный мужик. Не доверяет правде. Считает её возможности ограниченными.

Некультурный скажет бабе всё как есть. Правду. И ничего кроме. Ты, мол, влезай в мой глиссер, а я буду в тебе ковыряться. А то и прямее выразится.

А Лаврентий обратился к ней через культуру. Мы, сказал он ей, есть министр госбезопасности и бывший футболист. Динамовец. А поэтому милости просим в наш глиссер, где обсудим сложности развития спорта. Всякого, но особенно — плавательного.

По этой фразе видно, что пусть он и мингрел, — знает не только мингрельские запевы, но и Шопена с Берлиозом. А из русских — Рахманинова…

Когда Молотов рассказал мне об этом, я еле сдержал улыбку. Но обещал ему, что мерзавца высеку. И высек. Но не за бабу, а за чекиста. Который был как раз в глиссере.

А глиссер был в Гаграх. Где Лаврентий заслуженно отдыхал. В основном — катаясь на глиссере. Который сопровождали сзади другие глиссеры. И в котором кроме Лаврентия присутствовал всегда тбилисский чекист.

Сдирал шкурку с инжира и выслеживал дельфинов. И тому, и другому Лаврентий радуется как младенец. Инжир ем и я, но дельфинов ненавижу. За название. И за то, что они мыслят как люди.

И вот вместо дельфиновой спины чекист заметил в волне человеческую голову в резиновой шапке. Берия подрулил к голове, — и выяснил, что она принадлежит бабе.

Свесившись через борт, тбилисский чекист стал выяснять у неё анкетные данные. Та отвечала прилежно, но, сняв с носа пенсне и внимательно разглядев её, Лаврентий прервал диалог. Он спросил — что же это она, такая красавица, и, судя по выбившимся локонам, даже блондинка, ищет в воде среди хитрожопых дельфинов.

Она ответила, что ничего не ищет. Тренируется. Ибо скоро спартакиада, а ей надо отстоять титул чемпионки.

Если Лаврентий ей не понравился, она, стало быть, совершила ошибку. Но поскольку чемпионка, наверно, его не узнала, то ошиблась, получается, невольно.

Дело в том, что к тому времени, когда Лаврентий стал наезжать в Гагры уже из Москвы, — не одной только Грузии, а всей державе было известно, что нашего наркома возбуждают именно юные спортсменки. Особенно — участницы спартакиад.

Хотя я лично спортсменов не уважаю. По существу, они состязаются с животными. И при этом — проигрывают. Другое дело, если бы состязались в сообразительности. Или в душевных качествах. В честности, наконец.

45. Прикосновение кладёт начало владению…

Когда я представляю себе бегунов, которых обскачет любой волк, или пловчих, которые, как бы ни тренировались, вызывают хохот у ненавистных мне дельфинов, — я вспоминаю ещё одну притчу в исполнении отца.

А может быть, — и в его сочинении. Потому, что все притчи он рассказывал только про лягушек, считая их самыми загадочными из болотной живности.

Однажды глупый крестьянин Мито обнаружил на голове лягушку. Но возмущаться не стал. Понадеялся, что к утру она отстанет. Лягушка не отстала ни завтра, ни даже послезавтра. И тогда Мито заявился к врачу с жалобой, что из головы у него растёт лягушка. Тот осмотрел болотную живность и, убедившись, что она здорова, спросил: «Ты кто?»

«Я обыкновенная здоровая лягушка. А зовут меня Мито!» «Зачем же тогда ты, Мито, растёшь из макушки глупого крестьянина Мито?»і-іизумился врач.

«Это я расту из его макушки?! — возмутилась лягушка Мито. — Это он сам, глупый Мито, растёт у меня из жопы!»

Отец смеялся и предупреждал, что притча пригодится мне на многие случаи жизни. И был прав: я вспоминаю её даже, когда речь идёт о спортсменах.

Но у Лаврентия не моя душа. Иная. С круглыми очками. Услышав из воды, что незнакомка является участницей спартакиады, — он представился ей и вежливо пригласил её в глиссер обсудить негласные проблемы отечественного плавания. Чемпионка обрадовалась и стала выбираться из волн.

Будь Молотов писателем, он легко представил бы себе — что происходит в это время с Лаврентием.

Ухватившись за борт, спортсменка, по всей видимости, выталкивает сперва из Чёрного моря верхнюю часть молодого и крепкого туловища. И эта часть Лаврентию очень нравится. Загорелостью. А также компактностью сисек. Тем более, что у его жены Нино они как раз некомпактные.

Потом спортсменка ослепляет Лаврентия белоснежной улыбкой и перебрасывает через кромку борта левую ногу. Которая своим тёплым бронзовым светом согревает министру глаза и возвращает им умение видеть.

Разглядев на ней с близкого расстояния дрожащие мускулы и прозрачные капельки морской влаги, Лаврентий — хотя и отдыхал — сильно разволновался. И стал делать вид, что больше всего его беспокоит уже не государственная безопасность, а безопасное перемещение из воды в глиссер чемпионской плоти.

Которую — в заботе о ней — Лаврентий облапил за руку и ногу. То есть — начал этой плотью владеть, поскольку прикосновение и кладёт начало владению.