Учитель фехтования

Наталкиваясь в темноте на предметы, дон Хайме отступил назад. Где-то совсем рядом слышалось дыхание врага. Он крепче сжал в правой руке трость и обрушил ее в черноту, в то место, откуда, как он предполагал, на него надвигался неизвестный.

Если бы у него было время анализировать свои чувства, он бы с удивлением обнаружил, что в нем не осталось ни капли страха. Только железная уверенность: свою шкуру он продаст очень дорого. Ненависть придавала ему силы, и его напряженные, словно пружина, мускулы готовы были подчиниться единственному приказу: изувечить, разорвать, убить палача, который стоял перед ним в темноте. Он думал о Луисе де Аяле, о Карселесе, об Аделе де Отеро. Он готов был поклясться: с доном Хайме Астарлоа, учителем фехтования, никому не удастся обойтись так, как обошлись с этими несчастными.

В ту минуту он едва ли осознавал все это. Он замер, ожидая нового броска из темноты и инстинктивно приняв боевую позицию, в которой обычно начинал поединок.

– На меня! – бросил он вызов тьме.

Совсем рядом слышалось чье-то прерывистое дыхание, что-то задело кончик его трости. Затем трость крепко схватили, стараясь выдернуть ее у него из рук. Неожиданно послышался шорох, и дон Хайме тихо рассмеялся: клинок выскользнул из трости, служившей ему ножнами. Как раз на это маэстро и рассчитывал: противник сам обнажил против себя оружие, невольно указав место, где находился, и даже приблизительное расстояние. В этот миг учитель резко отвел руку назад, освободил клинок полностью и, согнув в колене правую ногу, вслепую нанес в темноту три укола. Третий укол пришелся во что-то плотное; послышался болезненный стон.

– На меня! – снова воскликнул дон Хайме и, выставив шпагу вперед, сделал выпад в сторону двери.

На пол с грохотом рухнул шкаф, что-то пролетело рядом с ним и вдребезги разбилось о стену. Затем безобидная внешняя часть трости ударила его по руке, не причинив, впрочем, особого вреда. Теперь враг притаился сзади.

– Держи его! – крикнул голос в двух шагах от дона Хайме. – Он уже в дверях!.. Он ранил меня шпагой!

Значит, убийца был всего лишь ранен. Узнал маэстро и нечто другое, чрезвычайно важное: убийца был не один. Нанося в темноту удар за ударом, дон Хайме добрался до двери. Он пробирался в сторону коридора. – На меня!

Входная дверь, должно быть, находилась слева, в конце коридора, за занавеской, которую он заметил, пытаясь определить расположение комнат. Черный силуэт преградил ему путь, и что-то тяжелое врезалось в стену возле его головы. Дон Хайме пригнулся. Он продолжал двигаться вперед, держа шпагу перед собой. Где-то совсем рядом слышалось прерывистое дыхание. Внезапно невидимая рука схватила его за ворот рубашки. До него донесся острый запах пота; чьи-то сильные руки пытались обездвижить его, неведомый противник все яростнее давил ему на грудь. Дон Хайме задыхался от навалившейся на него тяжести. Он не мог воспользоваться шпагой, не отступив на некоторое расстояние. Наконец ему удалось освободить левую руку, и он нащупал во мраке чью-то небритую физиономию. Собрав убывающие силы, дон Хайме схватил противника за волосы и изо всех сил боднул его головой. Он почувствовал острую боль между бровями, от удара что-то хрустнуло. Горячая жидкость заливала ему лицо. Дон Хайме не знал, чья это была кровь, его или чужая; возможно, он сломал противнику нос. Теперь он снова был свободен. Он прижался спиной к стене и присел, описывая в воздухе шпагой широкие круги. Что-то с грохотом обрушилось на пол.

– На меня, мерзавцы!

Кто-то невидимый откликнулся на этот зов и устремился к нему. Маэстро почувствовал приближение противника всем своим существом; он слышал звук шагов и наносил вслепую укол за уколом, пока не вынудил убийцу отступить. Задыхаясь, он опять прислонился к стене, пытаясь собраться с силами. Он был измучен и не знал, сколько еще сумеет продержаться. Найти дверь в темноте было невозможно, но даже если бы он сумел сориентироваться, у него не хватило бы времени, чтобы нащупать ключ и повернуть его в замке прежде, чем на него вновь нападут. «Вот тебе и крышка, приятель», – сказал он себе, с тоской вглядываясь в окружающую его со всех сторон темноту. Умереть он не боялся; он лишь жалел, что умрет, так и не узнав правды.

Справа послышался шорох. Он ткнул шпагой в направлении источника звука, и клинок с силой налетел на что-то твердое: один из негодяев, чтобы обезопасить свое наступление, выставил перед собой стул. Маэстро двинулся по стене вправо, пока его плечо не уперлось в какой-то крупный предмет, по-видимому шкаф. Он размашисто ударил шпагой, словно хлыстом; раздался бодрящий грозный свист рассекающего воздух клинка; убийцы, несомненно, тоже его слышали; этот зловещий звук вынуждал их действовать осмотрительно, что для дона Хайме означало еще несколько минут жизни.