Учитель Истории

Прежде, чем мы прибыли в «командный пункт», я успел насчитать не менее четырех сотен бойцов. А ведь предполагалось, что их осталось куда меньше! Видимо, подтянулись отставшие, те, кто пробирался окольными путями. Не без удивления заприметил я и несколько девушек: одетые в черное, они отличались от парней только длинными волосами и чуть менее неприятным запахом. А я-то полагал, в громобои берут исключительно мужчин. Видимо, и в исключительном встречаются иключения, прошу прощения за тавтологию. Признаков паники или суеты заметить не удалось — значит, нас еще не нашли. Хреновенько.

— Опачки! Евгений Валерьевич и Филипп Анатольевич собственной персоной пожаловали! Проходите, располагайтесь. Вы так давно хотели сюда попасть, верно ведь?

Нас затолкали в небольшой изолированный грот, где пленников уже поджидала вся верхушка громобойского командования.

— Глазунов, — поздоровался я со своим бывшим учеником. — Рад тебя видеть. Будь добр, не свети мне в лицо.

— А я вот не очень рад вас видеть, — ответил Глазунов, отступая на шаг назад и переводя луч фонаря на второго учителя. — В отличие от мистера Шизика. Вот он — бесценный гость. Просто наибесценнейший.

Женя промолчал.

— Что вы хотите? — прямо спросил я.

Кроме нас троих в помещении находилось еще пятеро. Двое, вставшие у завешенного тряпкой входа (дверь, блин!) — без сомнения, охранники. Третьим был щеголявший свежей перевязью Плед, он же Бабушкин-старший, он же «Морзе». Связной. Четвертый — Елизаров, он же Гелик. Лидер. Выглядит вполне себе здоровым и цветущим, как, кстати, и Глазунов. Последнего громобоя, одетого, в отличие от прочих, не в черное, а в зимний камуфляж, я не знал, но он сразу мне не понравился: старше всех прочих, рука забинтована, лицо… Лица я не смог рассмотреть, оно тоже было в бинтах, да и всё время слепили чертовы фонари. Но и так было понятно, что ничего хорошего от этого парня ждать не приходится.

Первое слово взял Плед.

— Ты получил наше сообщение, — обратился он к Сизову. — Мы ждем ответа. Настоятельно просим не медлить.

Надо же, как вежливо, подумал я. Без всяких там гестаповских приемчиков типа обливания водой на морозе. Но все равно страшно. Что у них на уме? Если им нужны только безделушки — пусть забирают. Жизнь дороже. А мы пока тут посидим… Пока всё не закончится.

Но у Евгения на этот счет имелось свое мнение.

— Я действительно получил ваше сообщение. И я хорошо обдумал его. Мой ответ — нет.

— Вот как… — заговорил мрачный крепыш Гелик, которого я, кажется, впервые увидел вблизи, хотя он тоже был учеником и тоже время от времени ходил в школу. — Мы найдем способ тебя переубедить.

По сюжету какого-нибудь голливудского боевика сейчас в комнату должны были ввести одетую в лохмотья замученную Женю, над которой нависала бы двухметровая фигура мерзкого туполицего верзилы. Но вместо этого внимание присутствующих переключилось на мою скромную персону.

— Он нам поможет.

— Эээ… Нет, нет, мы так не договаривались! — я спешно замахал руками, придя в ужас от одной только мысли, что сейчас со мной сделают. — На меня можете даже не рассчитывать!

— Он еще шутит, — одобрительно заметил Гелик.

— Он всегда шутит, — подтвердил Глазунов. — Вообще отчаянный шутник этот дяденька.

Лидер громобоев дернул плечом, и младший по званию тут же умолк.

— Плед, покажешь Евгению Валерьевичу, что ждет его друга? У тебя к нему, кажется, свой счет.

— Да, есть такое дело, — улыбнулся Плед, левой рукой выдергивая из притороченного чехла охотничий нож.

Сюжет «боевика» разворачивался совсем не по тому сценарию, который меня устраивал.

— Стойте! — не своим голосом завопил я, забыв, где мы находимся. — Если он не скажет, я сам скажу!

— Что ты скажешь? — недоверчиво прищурился Гелик. — Ты ничего не знаешь. Это несложно проверить, разведя вас по разным комнатам и выслушав по отдельности.

— А ты не допускаешь возможности, что я могу знать то, чего не знает он?

— Не допускаю.

— Эмм… Почему?

— Потому что ты ничего не знаешь. Тебя привели сюда только для того, чтобы показать этому, что упираться бессмысленно.

— Я в любом случае ничего не скажу, — пожал плечами Сизов. — Что бы вы с ним не сделали. Так что понятия не имею, как ты собираешься проверять правдивость слов Филиппа Анатольевича.

— Тогда тем более нет смысла разводить всю эту байду. Плед!

— Я готов, — доложил Плед, встав сбоку от меня. — С чего начнем?

— Может, еще поговорим? — с мольбой в голосе попросил я, чувствуя, как наливаются тяжестью ноги. Воля моя была полностью парализована видом остро отточенной стали, сейчас я не то, что сопротивляться — даже бежать не смог бы.

— Во дает, — восхитился Глазунов. — Ты бы такие коры на уроке отмачивал!

— Мы теряем время, — сквозь зубы процедил старший, не знакомый мне громобой. — Уже час тут совещаемся, а теперь еще эти… Сейчас мы не получим никакой пользы от того, что скажет учитель. Этого оставляем, второго берем с собой. Не сразу, так через неделю, через две — он заговорит. А сейчас есть более важные дела.

Взгляд Сизова вдруг как будто остекленел: кажется, он даже раньше меня догадался, что означают эти слова.