Учитель из Меджибожа

С появлением «немца» воду из колодца в дом не приносила, печь не топила пускай, мол, ее квартирант сам топит, холера его не возьмет! Она будет мерзнуть, но пусть и этот черт простудится, получит у нее чахотку. Может, она скорее избавится от него, а заодно и от всей его фашистской своры…

Но, странное дело, — присматриваясь к этому веселому, задорному квартиранту, убеждалась, что он, кажется, не такой, как остальные немцы! Те ходят надутые, как индюки, смотрят на людей с презрением, грабят, бьют, стреляют. А этот мурлычет что-то себе под нос, старается с ней заговорить, приносит ей хлеб, мясо. И по-нашему, по-русски разговаривает, как свой… И почему-то радуется, когда с фронта приходят плохие для немцев вести, что уж и вовсе непонятно.

Какой-то удивительный немец! А с каким уважением относится к ней и к ее соседям! Это не заискивание, а просто человеческое обращение. К тому же сам он говорит такое об оккупантах. Он все знает. Рассказал, что немцев на Волге остановили, не пускают, гадов, в Сталинград… Одним словом, дают прикурить. Оттуда идут длинные эшелоны с ранеными. Скоро фашистов выгонят из России. Красная Армия, говорит, скоро вернется… Недолго уже осталось советским людям мучиться под проклятым оккупантом… Ну, что ты на это скажешь! Подобного бабка Ульяна давно не слыхала!

Странное дело, такое говорит и не боится! Теперь ведь и стены имеют уши, и за эти слова его запросто повесят…

Через Николаевну прошло немало немецких извергов. Они и у нее на постое были, последнюю курицу сожрали, бандиты с большой дороги без конца грабили ее. А этот…

Постепенно прониклась к нему уважением. Стала топить печь, чтобы ее «добрый немец» не мерз, приносила воду, варила ему что бог послал и вообще начала смотреть на странного квартиранта иными глазами.

Оказывается, бабка Ульяна не такая уж молчаливая, как ему сперва показалось. Ее карие, вечно озабоченные глаза умеют смеяться и радоваться. В ней билось доброе сердце. То, что квартирант рассказывал ей по секрету, вызывало у нее восторг. Скоро старуху нельзя было узнать. Она понимала: о делах на фронте и по ту сторону фронта нельзя никому сообщать. Но разве бабка Ульяна удержится? И как только он уходил из дому, собирала соседок и точно так же, по большому секрету, пересказывала им все до мельчайших подробностей. Память у старухи была отменная!

Соседки после встречи с ней тут же передавали своим близким и родичам то, что услышали. И скоро уже все село знало, что происходит на фронте и на Большой земле…

Помаленьку изба бабки Ульяны превращалась в подобие клуба. По вечерам люди стали приходить «на огонек», и «добрый немец», как хозяйка назвала его, вел с ними беседы, рассказывал, что передает радио — наше и берлинское. Однажды он тихонько включил свой маленький приемник, поймал Москву, и люди, затаив дыхание, со слезами на глазах прильнули к волшебному ящичку, испытывали невыразимую радость, слушая впервые за эти страшные месяцы неволи свою столицу! Смотрели на квартиранта бабки Ульяны, не зная, как его отблагодарить.

Бабка Ульяна, вытирая слезы, сказала:

— Есть бог на свете, если он прислал мне такого человека. Под вражеской шинелью бьется доброе сердце патриота. В этом я убеждена.

С ней все согласились, особенно ее молодая черноокая племянница Клава, стройная, красивая девушка. Квартирант вскоре понял, что она сможет быть полезной ему в кое-каких делах. И не ошибся! Люди из окрестных деревень тоже должны знать, что происходит в мире.

Спустя два дня Клава уже сидела по ночам в отдаленном уголке у бабки Ульяны и на листиках ученической тетрадки переписывала сводки Совинформбюро, через надежных людей передавала их в окрест лежащие деревни. С появлением «доброго немца» крестьяне воспрянули духом. Впервые за томительные месяцы вражеского нашествия узнали они правду о войне, убедились, что газеты, печатающиеся в Ростове, лгут самым бессовестным образом. Все, что в них пишется, — сплошной обман.

Однажды, поздно ночью, прибежала Клава вся в слезах. Произошло несчастье. Где-то на железнодорожной станции неизвестные подожгли склад с горючим. В селе начались аресты подозрительных. Схватили на улице родного ее брата Василия и еще нескольких односельчан, заперли в подвале, что возле усадьбы. Утром их должны погнать в Таганрог, в гестапо, откуда еще никто не возвращался живым.

На плач Клавы и женщин, прибежавших с ней, Эрнст вскочил с лежанки. Выслушал их и успокоил: он попытается помочь.

Ранним утром отправился к оберу с очередной сводкой военных событий. Рассказав о тяжелых потерях немцев под Сталинградом, перевел разговор на прошедшие вчера аресты в селе. Забрали, мол, и заперли в подвале несколько ни в чем неповинных мужиков, которых он, переводчик, хорошо знает. Не похоже, чтобы эти простые люди творили нехорошие дела. Во всяком случае, они очень лояльно относятся к немцам, беспрекословно ремонтируют дорогу…