Учитель из Меджибожа

Надвигались сумерки. Он не в силах был больше мучиться в неведении. Казалось, что он отлеживается в своей темнице целую вечность. Уже стал нащупывать выход. Но ему не выбраться отсюда без ее помощи… И в конце дня, когда стало совсем темно, решил попытаться своими силами выйти из этого убежища. Послышались осторожные шаги. Затаив дыхание, приподнялся. Да, это она, Нина!

И вздохнул с облегчением.

У входа послышалась возня, — должно быть, Нина отодвигала бочки и ящики. Лаз раскрылся, и вместе со снопом вечернего света появилась она, его спасительница.

В стареньком, потрепанном пальтишке и больших неуклюжих резиновых сапогах, она в его глазах была краше и милее всех женщин на свете, хоть в жизни далеко не красавица. Увидев его, горестно улыбнулась, дала понять, что опасность миновала.

Пригнувшись, протиснулась к нему в погреб и тихонько сказала:

— Слава богу, Эрнст… Убрались, гады, из поселка… Переворошили все. До нас не дошли… Были совсем близко от нашего дома, но как-то пронесло… Машины уехали. Будь они прокляты. Так испугалась. Думала, умру…

Он окинул ее долгим, благодарным взглядом:

— Ну и задал же я тебе мороки! Надо было уйти подальше от поселка. — Не тревожить тебя…

— Что ты, они бы тебя сразу поймали. После облавы решили, что ты скрылся куда-то, и помчались тебя искать…

— Не заметила часом куда повернули?

— Как же, свернули на Юзовскую дорогу… Потащили с собой несколько солдат из твоей команды. Да, твоего начальника тоже забрали. Избит, окровавлен — страшно на него смотреть…

Они сидели на ступеньке погреба. Тесно прижавшись друг к другу, обдумывали, как быть дальше. Ясно одно: теперь отправляться ему в Запорожье, куда он надумал идти, не было смысла. Уже, конечно, передали по линии, чтобы задержать его- Может, даже назначили большую цену за его голову. Придется несколько дней пересидеть где-нибудь. Оставаться здесь дальше нельзя- Слишком много людей его знает, и беды не оберешься!

Когда совсем стемнело, Нина повела его домой. Он осторожно проскользнул, чтобы не услышала старая мать. Умывшись, привел себя в человеческий вид, кое-как подкрепился, залил кипятком и пустынными двориками и палисадниками, балками и ярами отправился в соседний шахтерский поселок к знакомым. Нина проводила его, и они распрощались. Была удручена тем, что больше, наверное, с ним не встретится. И, чуть не плача, той же дорогой поспешила домой.

Об этом человеке знали многие шахтеры — куда бы он ни приходил, его радушно, как родного, встречали, прятали. Побыв пару дней в одном поселке, переходил в соседний — люди передавали его из рук в руки. Так прошло дней десять — достаточное, казалось бы, время, чтобы гестапо позабыло о нем.

Эрнст думал, что опасность совсем миновала, и решил отправиться наконец в сторону Запорожья.

В одно солнечное теплое утро распрощался он с добрыми людьми на последней своей конспиративной квартире и пошел к дороге, ведущей к приднепровскому городу. Ему предстояло проделать путь не очень длинный, но достаточно опасный и сложный. Знал, что на каждом перекрестке, у каждой переправы и моста может наткнуться на немецких патрулей, на полицаев и жандармов, и был готов к этому. Что поделаешь, иного пути, чтоб попасть в Запорожье, у него не было. Придется употребить всю свою ловкость, смекалку, хитрость, чтобы как-то проскочить в город.

На всех углах, заборах, телеграфных столбах были развешены грозные приказы немецких комендантов на немецком и русском языках. И каждый кончался непременным: «Капут… Тодт… Смерть!»

Подумав, через сколько смертей ему придется теперь пройти, он ужаснулся. Но так же уверенно направился к извилистому оживленному шоссе, ведущему к заветному городу. Хотя было еще довольно рано, там становилось все оживленнее. Взад и вперед сновали громоздкие грузовики, крытые брезентом, размалеванные под зеленые листья. Проносились юркие штабные машины, выкрашенные в темные тона. Немцы стали тщательно маскироваться: уже смертельно боялись русской авиации.

Тихонько напевая для храбрости веселую песенку, Эрнст шагал вдоль шоссе, внимательно присматривался к дороге.

А что у него было с собой, чтобы спокойно идти по этой дороге? Неизменный пистолет, с которым беглец не расставался: подарок от друга, шофера Ганса Айнарда. С этой штуковиной в кармане чувствовал себя куда увереннее. Еще у него была помятая старая справка — аусвайс, что он, Эрнст Грушко, фольксдойч, действительно является переводчиком при тыловой команде и что ему разрешается бывать в расположении своей части, а также в других местах круглые сутки.

Это все хорошо было раньше. Но теперь справка ломаного гроша не стоит но той причине, что Эрнст Грушко преступник, ярый враг фюрера и третьего рейха и гестапо разыскивает его, о чем уже сообщено по разным комендатурам. При задержании его немедленно надлежит доставить в гестапо или полевую жандармерию для строжайшего расследования.

По этой веской причине надо полагать, что фактически справки у него никакой нет и ее нужно немедля уничтожить. Она его может погубить. А что теперь стоит человек без бумажки с подписью и печатью?