Она продолжала бесцельно и безрезультатно налегать на дверь, пытаясь вытолкнуть Эриксона. Её молчаливое упорство - а главное, что она не издала ни звука, а ведь могла бы потребовать, чтобы он убрался вон - привело Эриксона в смущение и даже испуг. Странно и противоестественно всё это выглядело. Ведь если ты так боишься Якоба Скуле, что немедленно хочешь забрать у него своего сына, то зачем же ты отправляешь бедного ребёнка к нему на уроки, в самое логово зверя?
- Простите, - произнёс он в третий раз, не торопясь, однако, поддаться молчаливому натиску и покинуть прихожую, - простите, фру... я только хотел поинтересоваться моим костюмом.
Прачка, словно вспомнив, что Скуле имеет полное право прийти к ней и спросить о судьбе своей одежды, тут же перестала давить на дверь, выпрямилась и отступила на шаг. В лице её отразилась новая вспышка страха - нет, даже ужаса. Ингольд, который стоял тут же и с интересом наблюдал всю эту сцену, тоже побледнел ещё больше, если только это было возможно.
- Не беспокойтесь, мадам, - спохватился Эриксон. - Если что-то не... если вы ещё не...
- Только попробуйте ударить меня! - это были её первые слова, которые она произнесла с того момента как открыла дверь.
- Что? - растерялся Эриксон.
- Я ещё не бралась за ваш костюм, простите, простите, господин Скуле. Только не вздумайте распускать руки!.. пожалуйста.
- Но я... - Эриксон даже отступил назад, покидая квартиру этой сумасшедшей. - Я не... Простите меня, мадам, если напугал вас...
Она не дослушала, стремительно захлопнула дверь и принялась закрывать замки.
- Я только хотел узнать про бумажник, - проговорил Эриксон в замочную скважину. - Там, во внутреннем кармане пиджака должен был лежать мой бумажник.
- Нет, - ответила она через дверь. - Нет, господин Скуле, не было там никакого бумажника. И не стучите больше, я вас очень прошу.
Стучать он и не думал, с чего это она взяла, что он начнёт долбить в дверь.
- Вы уверены? - настаивал он. - В левом внутреннем кармане. Быть может, посмотрите ещё раз?
- Я уже смотрела. Не было там ничего. Пустые были карманы, вывернутые. И не стучите больше, очень вас прошу. Костюм будет готов завтра.
- Завтра... - кивнул он закрытой двери. - Завтра, да, хорошо.
Повернувшись, он увидел Йохана, который, видимо, поднялся на площадку вслед за ним и теперь стоял, небрежно прислонясь к стене, скрестив ноги и с усмешкой созерцая всю эту сцену.
- Она же чокнутая, - сказал он, поймав на себе растерянный взгляд Эриксона. - Вы что, не знали? Она чокнутая. И сынок у неё тоже сбрендил. Они оба давно умом тронулись.
«Да вы все здесь такие, - подумал Эриксон. - Кого ни возьми, все со странностями. Все».
- Только она не врёт, - продолжал меж тем мальчишка. - Бумажника у вас точно не было.
- Откуда ты знаешь? - оживился Эриксон в новой надежде.
- Да очень просто, - пожал плечами Йохан. - Это я относил ваш пиджак прачке. Когда Бегемотиха Винардсон втащила вас в комнату и раздела, она отдала мне вещи и сказала: «А ну-ка, Йохан, чем болтаться тут попусту и глаза протирать, давай, отнеси эту грязь мадам Рё». И она при мне вывернула все карманы, и в них ничего не было. Выпала только бумажка какая-то и одна сломанная сигарета. И всё. Ну, я взял да отнёс вещи сюда, мне не трудно.
- Вот как, - вздохнул Эриксон, отмечая про себя ещё одно совпадение в присвоенных прозвищах - Бегемотиха. - Значит, бумажник я потерял... Или меня ограбили.
- Это я не знаю, - снова пожал плечами Йохан. - Но кровищи на вас было дофига.
- Вот как...
- Будто вы свинью резали, не умеючи ни разу, - кивнул Йохан.
- Так-так-так... - выдохнул Эриксон, теряясь в мыслях и заново всплывших в мозгу вопросительных знаках. - Постой, постой дружок, - мальчишка покривился, услыхав такое совсем уж не подходящее ему обращение, - ты только что сказал, что из кармана выпала какая-то бумажка и сигарета...
- Сломанная, да, - подтвердил Йохан.
- Сломанная, да, - кивнул Эриксон. - А что за бумажка и куда она делась?
- Да почём же я знаю, - присвистнул мальчишка. - Ещё бы я на такую мелочь внимание обращал. Они когда упали, Бегемотиха подняла их и сунула в карман халата. Сунула, осмотрела себя и говорит: «Ой, говорит, матерь пресвятая, а я-то на кого похожая! Вся как есть в кровище, будто это не он, а я душегубство совершила».
- Что? - побледнел Эриксон. - Как она сказала?.. Душегубство?
- Ну да, - равнодушно подтвердил Йохан. - Так и сказала. И пошла халат менять. Так вот, бумажка эта и сигарета так у неё в кармане и оставались.
- Так-так, - Эриксона мелко трясло, будто он внезапно замёрз. Озноб пробрался даже в живот и сотрясал кишки, которые пусто и гулко стучали друг о друга. - Так-так, - безостановочно повторял он, отвернувшись от Йохана и спускаясь вниз, к своей квартире.
Долго подбирал нужный ключ, а побледневшие губы его кривились то ли в саркастической и гневной усмешке, то ли в пароксизме страха.
«Только попробуйте ударить меня!» - сказала прачка, и в глазах её читался подлинный ужас.