Учитель покаяния. Жизнеописание святителя Игнатия (Брянчанинова)

Однажды «в Покровское приехал знакомый помещик с подростками-сыновьями. Вследствие этого уроки Митеньки и Петруши были прекращены: надо было занимать гостей. Мальчики ходили гулять очень степенно, без шалостей, так как уже не считали себя детьми. Полюбовались на фонтан, посидели в гроте и к чаю возвратились. Для молодых господ чай был сервирован отдельно от взрослых. Прислуживал им дядька. К чаю были поданы сдобные сухари из белой муки – по адресу гостей, и другие, из домашней пшеничной, – для своих. Но Митенька и Петруша, среди разговора, взяли и себе по два белых сухаря, как брали их гости. “Не из жадности, – уверяю, – говорил Петр Александрович, рассказывая впоследствии этот случай в нашем доме, – а потому что унизительно было показать гостям, что нам не дают есть того же, что им…” Дядька видел преступление и донес. По отъезде гостей обоих братьев поставили на три часа на колени, заставив их при этом держать по белому сухарю во рту. Все домочадцы ходили мимо и видели это. “Стыдно нам было, Машенька, убийственно стыдно. Сухари во рту тают, проглотить не смеем… А главное, – стыдно, – рассказывал с горьким выражением старик. – Ну, и обидно. Не маленькие ведь мы были… За что?”»[16]

Дети во время разговора с Александром Семеновичем стояли, вытянувшись по струнке. Когда он по утрам спускался вниз, они ожидали отца у нижней ступени лестницы и целовали простертые к ним отеческие руки. Встречая его из поездок, стояли у переднего входа с непокрытыми головами[17]. В старости Александр Семенович признался: «Старших я держал строго – и проиграл, меньших баловал – и ничего не выиграл»[18].

Старшие братья одно время лелеяли мечту о бегстве, но более рассудительный Митенька понимал невозможность этого и однажды на нетерпеливый вопрос Петруши быстро написал на оконном стекле: «От папеньки никуда не убежать»[19]. В больших, темных глазах старшего брата глубоко таилась безнадежная грусть, «при виде которой чуткому человеку сделалось бы холодно».

Скрытность и мучительный страх детей перед отцом простирались до такой степени, что они не смели сказать ему о самом необходимом. Однажды Дмитрий вместе с Александром Семеновичем купался в реке Талице и так остыл, что дрожал всем телом. Мальчик не только не посмел выйти на берег прежде отца, но даже сказать ему о своем желании. Это купание подорвало его здоровье на всю жизнь. Святитель Игнатий писал об этом случае из Пятигорска: «Я очень простудился лет двенадцати, купаясь в ключевой речке Талице, протекающей неподалеку от села Покровского, моего месторождения, в Грязовецком уезде. О простуде моей я боялся сказать кому следует, опасаясь взыскания. Но простуда была очень сильна, и я с того времени почувствовал, что мое здоровье и самые силы изменились»[20]. Суровое воспитание выковало из младших Брянчаниновых людей высокой, строгой честности, с серьезным отношением к жизни: «Святые отцы утверждают, что только тот получит знание хорошо приказывать, кто предварительно приобрел знание повиноваться»[21].

Александр Семенович постарался дать детям возможно более полное образование. Каждый день свежая тройка привозила из Вологды и увозила обратно после занятий лучших учителей Вологодской семинарии и гимназии. Два учителя постоянно жили в доме. Одним из них был талантливый студент семинарии Левитский, преподававший Закон Божий, о котором впоследствии епископ Игнатий всегда вспоминал с благодарностью. Отец обращал особенное внимание на способности и дарования детей, стараясь развивать природные таланты к музыке, живописи, литературным трудам. Самым одаренным ребенком был старший Дмитрий. После занятий науками он успевал учиться каллиграфии, рисованию, упражнялся в нотном пении и играл на скрипке, – ему все давалось легко. Отличали первенца особенная красота, изящество и благородство. Старший сын был любимцем матери.

Внешним воспитанием девочек занималась постоянно жившая в доме гувернантка француженка. Но основное влияние на формирование их юных сердец оказывала смиренная, кроткая, беззаветно преданная детям няня Ефимовна. В молодости она мечтала выйти замуж за любившего ее и любимого ею садовника Филадельфа, но барыня Софья Афанасьевна не представляла себе, что могла бы кому-то другому поручить детей и не позволила ей думать о замужестве. Ефимовна отдала своим питомцам всю нерастраченную, горячую любовь нежной, заботливой души. Дядька Доримедонт, которому было вменено в долг наблюдать за старшими мальчиками, исполнял свои обязанности честно. Он жалел братьев, плакал, но в ответ на просьбы умолчать об их проступках говорил одно: «Не могу». Действительно, он никогда не помышлял обмануть, хоть в мелочи, полностью доверявшего ему барина.