*******
Мы представились коллегами Максима, и нас благополучно пропустили к нему в палату. Видимо, строгий запрет на посещение касался только Ани. Узнать «учителя танцев» было нетрудно.
Этот писаный красавец лежал на больничной кровати с закрытыми глазами. Приблизившись к нему, мы заметили, что хотя его глаза и закрыты, они активно двигаются, а губы шевелятся, словно он с кем-то разговаривает.
– Спит? – тихо спросил меня Данила.
Максим открыл глаза и странным, неловким движением буквально отпрянул от нас. Прижавшись спиной к стене, он обхватил голову руками и стал нервно переводить взгляд то на меня, то на Данилу.
– Не спит, – ответил я.
Мы уже были наслышаны о неком сенаторе Максимилиане, императоре Нероне, предстоящих казнях тысяч христиан и необходимости спасти некую Анитию. Бывает, что люди сходят с ума, случается. А если в их мозгу происходит какой-то патологический процесс, то это и вовсе не удивительно. О чем с ним говорить? Такой доведет до самоубийства кого угодно…
– Я понимаю, что моя просьба выглядит странно, – сказал Данила. – Но, пожалуй ста, не бойтесь нас. Мы не хотим причинить вам никакого вреда.
– Вы психиатры? – Максим действительно выглядел испуганным.
– А что, похожи? – улыбнулся Данила.
– Кто вы?! – судя по всему, мы все-таки напоминали ему психиатров.
– Я – Данила, а это мой друг – Анхель. Вообще-то, я уже собирался ткнуть Данилу
в бок и намекнуть на необходимость спокойно и деликатно покинуть помещение. Ну действительно, о чем можно разговаривать с этим полоумным? И Ане с ним встречаться не нужно – какой смысл? Парень явно не в себе! Но Данила выглядел спокойным и доброжелательным, словно с его собеседником все было в полном порядке.
– Что вам от меня нужно?! – больной не унимался.
– Послушай, Максим, я очень хочу тебе помочь. Расскажи мне, что с тобой сейчас про исходит. – Данила и не собирался терять самообладания.
– Я так и думал – вы психиатры! – закричал Максим.
– Нет, я спрашиваю, как твои ноги. Физически ты, вообще, как? Танцевать будем? – Данила говорил с ним так же, как если бы общался сейчас со мной, хотя мне казалось, что с этим субъектом лучше говорить, как с трехлетним ребенком.
На этот вопрос Максим отвечать не стал. Он зло скинул с себя одеяло, продемонстрировав нам свои скрюченные судорогой ноги. Потом с силой оттолкнулся от поверхности кровати, развернулся корпусом на девяносто градусов, буквально выбросил ноги в сторону прохода и прыгнул на них. На мгновение его тело зависло в воздухе и тут же с грохотом повалилось на кафельный пол.
*******
– Ну, что ты как дурак себя ведешь! – Данила сел рядом с Максимом на корточки, посмотрел ему в глаза, потом подхватил двумя руками и одним движением водрузил обратно на кровать. – Вижу, хреново. Но хуже всего, что ты расклеился.
Данила сказал это с такой неподдельной заботой, что глаза Максима, как мне показалось, увлажнились от слез. Не желая демонстрировать нам свое отчаяние, он отвернулся и уставился в стену. Данила подсел к нему на кровать и стал говорить:
– Ты можешь мне не верить. Можешь вообще думать обо мне все, что тебе заблагорассудится. Но я знаю, что ты сейчас чувствуешь. Всю жизнь ты хотел танцевать, а теперь – на тебе! Тело не слушается, и ничего с этим не поделать. Можно только принять. Но как?! Ты не хочешь быть калекой. Для тебя нет жизни без танца.
Любой человек на твоем месте испытал бы отчаяние. Любой. А тут еще и твое сознание выходит из-под контроля. Тебя посещают видения, тебе кажется, что ты – это не ты. И то, что вокруг тебя, – мираж или сон. Вообще, все что угодно, только не реальность. Итак, что мы имеем? Сумасшедшего калеку. Хорошенькое дело! А еще полгода назад все было совсем по-другому. Совсем. Все спорилось, все удавалось, а главное – ты мог танцевать. Я правильно излагаю? Правильно.
Но неужели ты думаешь, что твоя боль – это только твоя боль? А что, ты думаешь, чувствует те, кто тебя любит, кому ты дорог? Им не больно? Они не испытывают отчаяния? Я не встречался с твоими учениками. Но я знаю, что Аня уже трижды пыталась покончить с собой. Тебе, правда, на это наплевать?! Максим повернулся к Даниле и внимательно посмотрел на него. Он словно спрашивал: «Ты правда так думаешь?» На что Данила и ответил: – Я, правда, так думаю, Максим. Правда. И еще я хочу, чтобы ты понял две важные вещи. Во-первых, то, что ты расклеился, твоему выздоровлению никак не способствует, даже наоборот. А во-вторых; когда ты думаешь не о себе, а о других людях, то собственные страдания пережить значительно проще.
– Я думаю, – ответил Максим.
– Что? – не понял Данила.
– Как она?